О взгядах свящ. Павла Флоренского на принципы государственного и общественного устройства России

…1933 год. Молодая Страна Советов никак не оправится от разрухи и голода. Коллективизация и индустриализация железным кулаком сметают на своем пути всё живое. С каждым днем все нарастает сопротивление тоталитарному режиму, в котором уже сами члены партии начинают видеть причину обрушившихся бедствий. Кажется, чаша людского горя уже переполнена. Тогда мало кто догадывался, что впереди будет еще и 37-й год, сегодняшние судьи и палачи сами окажутся в лагерях смертников… Живительного воздуха свободы с каждым днем становится всё меньше, окружающие смотрят всё тяжелее и подозрительней.

В феврале 1933 года священник Павел Флоренский был арестован по делу никогда не существовавшего "национал-фашистского центра". Здесь, в застенках Лубянки, знали, как ломаются человеческие судьбы. И то, что в этот раз – не просто очередной священник, но величайший мыслитель-энциклопедист, философ, историк, богослов, математик, физик, астороном, инженер – которого впоследствии назовут «русским Леонардо» - здесь ничего не значит. Точнее, значит много: тем хуже подсудимому. Да, у него был выбор между Соловками и Парижем, но он избрал... Родину. Даже если эта Родина в течение оставшихся четырех лет жизни обернется к Флоренскому своим непривлекательным ликом, обезображенным, искореженным колючей проволокой ощетинившихся сердец.

Конечно, сначала Флоренский категорически отрицал выдвинутые обвинения. Но после очной ставки стало ясно, что все нужные "показания" уже сфабрикованы.  И тогда отец Павел переходит на путь самооговаривания, называя себя главой "национал-фашистского центра" "Партии Возрождения России" и развивая дальше фантастическую версию НКВД. Следствие заходит в тупик. Конечно, есть все основания для вынесения приговора. Но ведь что-то заставило следователя предложить Флоренскому, как "идеологу и духовному главе Союза", изложить свои взгляды в систематическом виде. Так появилась последняя рукопись Флоренского - "Предполагаемое государственное устройство в будущем", где на 26-ти листах излагались его взгляды. Содержание работы составляют восемнадцать глав, в которых затрагиваются вопросы внешней политики, экономики, образования, места религии в обществе, и многое другое.

Неужели Флоренский сдался? Его все-таки удалось сломить? Им действительно двигал страх или желание приспособиться? Неужели этот неординарный священник, вызывавший недоумение и откровенное раздражение своим подрясником, который он отказывался снимать даже когда работал в ГЛАВЭНЕРГО над планом электрификации страны, сам, своими руками, подписал соглашение с гонителями Церкви Христовой? Отнюдь. Конечно,  можно предаваться различным спекуляциям на тему неискренности Флоренского в этом сочинении, однако лучше внимательнее вчитаться в тот ответ, который скрывают под собой эти полуразмытые строки, написанные то ли красными чернилами, то ли кровью сердца исповедника, прозревающего в ужасном лике своей любимой страны ту красоту, которую она до времени скрывает.

«Государство есть целое, охватывающее своей организацией вcю совокупность людей. Все то, что непосредственно относится к государству, должно быть для отдельного лица неприкосновенно и должно безусловно приниматься как условие индивидуального существования». Что это – панегирик Советской власти? Или принципиальная позиция священника-реалиста, склоняющего голову не перед вождем народов, а перед апостолом Павлом: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога».  Нет, здесь Лубянка не привнесла ничего нового во взгляды Флоренского: он давно научился принимать данность, как она есть, какой неприглядной бы она ни была, будь то жизнь страны или его собственная судьба.

Действительно, Флоренский никогда не выступал против советской власти. Для него крушение России произошло в феврале 1917 года, когда рухнула монархия. Октябрьский переворот и победа большевиков были лишь закономерным следствием глубинных социальных и церковных нестроений, которые накапливались в царской России не один век: «война же и [революция] лишь ускорили обнаружение внутренних язв». В Записке он пишет: "Белые, зеленые и прочих цветов генералы обнаруживали непонимание хода мировой истории вообще и русской — в частности. Нет никакого сомнения, что если бы тот или другой из генералов, при оплошности или слабости большевиков, дошел бы до Москвы, и если бы даже большевики вообще при этом исчезли, то все равно, по прошествии самого короткого времени в стране вспыхнула бы новая революция и анархия».

Если принимать исторические реалии как единственную данность, следующим шагом по необходимости будет обозначение тех путей, на которых тоталитарный режим мог бы в дальнейшем обрести смысл. «Порядок, достигнутый советской властью, - пишет Флоренский, - должен быть углубляем и укрепляем, но никак не растворен при переходе к новому строю. Этот переход должен быть плавным и неуловимым как для широких масс внутри страны, так и для всех внешних держав». Конечно, здесь речь идет не столько об идеальном для Флоренского государстве, сколько о первых шагах по направлению к нему в существующих условиях. Более того: Флоренский признает за советской властью ряд объективных достижений, которые должны стать основой или «посылками» для будущего государственного строительства. Среди этих основ – военная мощь Советского государства, с которой нельзя не считаться мировому сообществу, а также экономические успехи, о которых Флоренский буквально пишет следующее: «Большая часть крупных мероприятий в настоящее время находится в стадии появления бутонов и цветов, но еще не плодов. Плодами Днепростроя и других энергостроев должна считаться не электроэнергия сама по себе, а та химическая и другие отрасли промышленности, которые её используют. Ничто из советских строительств не должно быть утеряно для будущего, но, напротив, должно быть завершено». Еще одним важным фактором для успешного развития государства отец Павел называет… партию, в которой видит прежде всего не носителя определенной идеологии, а институт «волевых и дисциплинированных работников»: «было бы со стороны власти преступным легкомыслием и расхищением народного достояния потерять тот подбор работников, многие из которых могли бы найти целесообразное применение своим силам в будущем строе на местах ответственных».

Такой подход отца Павла вызывает изумление только поначалу. На самом деле, между утверждением ценности компартии для будущего России и приверженности к идеям монархии Флоренский видит непосредственную связь. Ведь для него «из всех естественных богатств страны наиболее ценное богатство — ее кадры». Партией большевиков уже были найдены «личности волевого типа»: теперь остается лишь направить их деятельность в правильное русло, что само по себе является сложной задачей. «Будущий строй нашей страны, - пишет о. Павел, -  ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели. И как бы ни назывался подобный творец культуры - диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества».

«Никакие парламенты, - пишет о. Павел, - учредительные собрания, совещания и прочая многоголосица не смогут вывезти человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идет не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего еще нет. Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество». Однако Флоренский предупреждает, что наряду с подлинным монархом могут появляться различные мнимые авторитеты,  «суррогаты такого лица или переходные ступени»: список открывается Муссолини, Гитлером, а оканчивается многозначительным "и другие" — можно предположить, что этот ряд должен замыкать не названный здесь Сталин.

При утверждении единовластия (самодержавия) как единственной перспективной формы правления  естественным становится принцип единоначалия и централизации общегосударственного аппарата управления, который должен формироваться сверху вниз. Выступая принципиально против выборов должностных лиц, Флоренский придавал особое значение совещательному началу при определении тех или иных назначений. Заслуживает внимания замечание о. Павла о том, каким образом можно избежать коррупции: для этого  между зарплатой и должностью не должно быть прямой зависимости: «повышение зарплаты должно быть обусловлено стажем и специальными заслугами. Поэтому зарплата будет неразрывно [связана] с лицом, а не с должностью, и должность сама по себе не будет заманчива для того, кто не обладает особыми для нее возможностями и склонностями».

Прообразом такой структуры государственного устройства для Флоренского служит  род и семья. Именно семья – а не индивид – является основной ячейкой общества, которое «слагается не из индивидов-атомов, а из семей-молекул. Распадающаяся семья заражает и общество», в то время как в здоровой семье авторитет главы семьи есть истинный прообраз власти монарха. В жизни семьи и рода нет необходимости в деятельности каких-либо партий, также они только мешают нормальному развитию государства: «В основе внутренней политики государства лежит принципиальный запрет каких бы то ни было партий и организаций политического характера. Оппозиционные партии тормозят деятельность государства, партии же, изъявляющие особо нарочитую преданность, не только излишни, но и разлагают государственный строй».

Экономическую организацию предполагаемого общества Флоренский характеризовал как «государственный капитализм», при которой орудия производства принадлежат непосредственно государству. Речь идет о государстве, «крепком изнутри, могущественном совне и замкнутом в себя целом, не нуждающемся во внешнем мире и по возможности не вмешивающимся в него». О. Павел настаивал на том, что государство будущего должно быть самозамкнутым и самодостаточным, независимым от внешнего мирового рынка. «В виду общей внешней политики, направленной в сторону экономической изоляции от внешнего мирового рынка и отказа от вмешательства в политическую жизнь других государств, потребность в валюте могла бы быть весьма ограничена и в пределе будет стремиться к нулю. Статьи импорта будут по возможности уменьшаться. Импортироваться [в страну] должны будут книги, журналы, особенно совершенные и уникальные научные инструменты, произведения искусств».  

В отношении национального вопроса, Флоренский говорил о необходимости изменения идеи Союза отдельных республик: «в сторону большей индивидуализации отдельных республик во всем, что непосредственно не затрагивает целости государства, и в то же время в сторону полной унификации основных политических устремлений, а это будет возможно, когда республика будет сознавать себя не случайным придатком, а необходимым звеном целого. В этом отношении будущий строй должен отличаться от настоящего, при котором автономные республики стремятся подражать Москве в быте и просвещении [...] и вместе с тем не чужды сепаратистских стремлений и неясной мечты о самостоятельности от той же Москвы». Принцип иерархичности бытия предполагает не всеобщее равенство, но разделение сфер деятельности и меры ответственности. Поэтому Флоренский пишет: «Должно быть твердо сказано, что политика есть специальность, столь же недоступная массам, как медицина или математика».

Своеобразен подход о. Павла и в отношении Церкви. Отделение Церкви от государства, по мнению Флоренского, является благом, поскольку давление государства неизбежно приводит к  подавлению живого религиозного чувства, без которого немыслима религия.  "Когда религиозными началами забивали головы — в семинариях воспитывались наиболее активные безбожники". Флоренский очень болезненно переживал формализм и безразличие к вере, которые охватили на рубеже веков в том числе и людей церковных. За несколько лет до Октябрьского переворота он писал: «Говоря о Церкви, мы часто цитируем слова: «Врата адова не одолеют её». Но при этом забываем, что речь идет о Церкви Христовой, а не Русской. Но я верую, что Русская Церковь устоит в каком-то меньшинстве, выйдет на правильную дорогу, но большими страданиями, потрясениями. Должен быть величайший крах церковной жизни, распад на многие отдельные течения. (Нынешняя) правящая Церковь никуда не годна. Все принадлежат к нецерковной культуре. В существе все, даже церковные люди, у нас позитивисты. Если начать речь о догматических вопросах, то всякий церковный человек скажет: да, да, я все это признаю, скажет вежливо, но не слушая, как молодой человек речи старушки. А что именно он признает и почему – он и сам не даст себе отчета. Мы похожи на владельцев сундука с ценностями, ключ от которого утерян. Поэтому, учась в Московской Духовной Академии, я говорил, что прежде чем учреждать миссию для инородцев, нужно учредить ее для студентов духовных академий». Возможно, именно поэтому отец Павел писал спустя несколько лет: «...в порядке историческом считаю для религии выгодным и даже необходимым пройти через трудную полосу истории, и не сомневаюсь, что эта полоса послужит религии лишь к укреплению и очищению».

В целом, изложенное в «Записке» лишь подытоживает в более скрытой форме основную мысль Флоренского о двух типах мировоззрений – «средневековом» и «возрожденческом», и соответствующих им двух видов строения общества – иерархическом (монархии) и анархическом (демократии).

«Записка» о. Павла Флоренского «Предполагаемое государственное устройство в будущем» была передана  семье московским управлением КГБ в 1990 году и вскоре опубликована в Литературно-философском журнале "Литературная учеба". Без сомнения, «Записка» уже сыграла свою роль в снятии обвинения с автора и членов семьи. То, что модель развития, по которой пошла Россия после распада советского строя, значительно отличается от предложенного Флоренским – очевидно. Но не идет ли сегодня Китай по пути, еще 70 лет тому назад предложенному России? – этот вопрос остается открытым...