Зарисовки памяти

25 сентября 2015 г.

Однодневная паломническая поездка студентов - сотрудников миссионерского отдела Московской духовной академии в Суздаль.

– Поехали в Суздаль?

– Почему в Суздаль?

– А ты видел?

– Нет.

– Вот и я.

Так и решилось наше маленькое путешествие. Никто не поведал нам, что, собственно, нужно посмотреть в первую, вторую, третью очередь, во что вглядываться внимательно и пристально. Не нашлось и всезнающих знакомых. Да оно и лучше. Мы не думали бегать из музея в музей и искать ярких впечатлений, «все и сразу» за один день, но желали уловить состояние, о котором не прочтешь в десятке путеводителей, не увидишь в фотоотчетах. Успокоить взгляд живой историей и родной широтой – видели ли вы где луг, выходя из кремлевского собора? Отправились вслушаться в жизнь одноэтажных многовековых улиц в самом центре весьма приличного по площади города… с десятью тысячами человек населения. Сели да поехали в Суздаль пятеро русских и любопытный грузин.  

***

Уже на подъезде. Капельки куполов повисли над перелесками. Первая мысль о соборе - крепко выстроен. Вскину голову - резьба, резьба, орнамент, сытые львы на капителях, застывшие птички по аркам, женские лица, мягкость полукружий.  Морды с трагическими, непонятно-осмысленными глазами на Золотых воротах внутри и броский, сочный, почти вызывающий ультрамарин по колоннам. Выносной фонарь для четверых.

Деловитые галки и не обратили внимания на смех нашей маленькой группки. Резкий говор за спиной. Китайцы? Кажется, японцы – поправил осведомленный знакомый. Удивления не уменьшил.  Почти уже привычные экскурсии в Лавре, здесь они все-таки так невероятны, так непонятны своим присутствием.  

Оборонительные земляные валы куда выше, чем низенькие стены самого кремля.  Овраги, заборчики по ним причудливой рваной тесьмой. Лоскутки огородов.  Всюду, всюду храмы, всюду кресты, березки нестройными стайками по холмам да заросли дикой малины цепляют за ветровку.

Поднявшись, стараюсь охватить – нет, схватить лишь часть всего этого удивления, лишь краешек осеннего города, как объективом фотоаппарата, взгляд за взглядом. А так хочется разом устремиться пытливой душой – надо всем… Всей величавой своим размеренным течением Каменкой-рекой. По всей мягчайшей, лучистой лазури небосвода этого на удивление тихого и такого высокого осеннего дня. Да-да, именно ранней осенью, когда на тротуарах уж занимается в сотни оттенков пламя облетевшей листвы, дрожащие ветви задумчивых деревьев – лишь подними глаза – будто распахивают перед тобой новые и новые невидимые двери.  Свежий ветерок по лицу.

Смотришь, дышишь. Широко-широко… И будто не видишь острые маковки, полоску облаков в реке под ногами, одинокие домики за реденьким лесом, а чувствуешь, как заботливо, по-матерински смотрит на тебя такая скромная и прекрасная, такая родная земля. Десятки поколений. То щемящее чувство, когда видишь, пьешь, как воду, то (Тютчев!), чего не поймет и не заметит чуждый, невнимательный, иноплеменный взор.

***

Бабулька на Кремлевской улице заговорила весьма возвышенным штилем. Легко оперирует «личностью», «субстанциями» и «энергиями» … а, продает медовуху. Идем.

На крыше пожарной части каланча, карета чуть колышется в общем движении машин – никакого неудобства. Булыжники на древней площади у Торговых рядов велики и редки – ногу сломишь, шпиль на колокольне ну совсем чуть-чуть пониже петропавловского. Собаки по-хозяйски разлеглись совершенно где попало и как попало. Что поделать, послеполуденный отдых. Продолжительный.

***

Покровский монастырь по ту сторону реки – как разнится форма куполов его храмов! А внутри безупречно крепкие, такие свеженькие избы, избы, избы. Прямо перед собором. Белизна внутренних стен. Суздальские святые на общей иконе. Табличка о преподобной Софии (Соломонии) Сабуровой.  И надгробная вязь в памяти. 

Наконец, как не запомнить место, где тебя так радушно накормили.

***

 «Золотая кладовая» и экспозиция лицевого шитья в музее Спасо-Евфимиева монастыря – отдельная песня. Золото, кость, драгоценные камни…человек, не заинтересованный специально, устанет на третьем-четвертом стенде. Но нет: наша милая спутница из иконописной – да воздаст ей Бог за терпение отвечать на бесчисленное количество вопросов! Терпение, достойное золотого терпения древнерусских княгинь-вышивальщиц. Быть может, очень наивные вопросы, возникали, впрочем, ничуть не надуманно. К ним располагало множество материала: техника прикрепа, непосредственность исполнения, имитация бархата и тканой материи, подкладки, «плоскостность» ликов и рук на покровах, вечные, невыцветающие, живые краски нитей… время пролетело совершенно незаметно. Пролетело? Нет, застыло, обратилось в память, в состояние души.    

В сам монастырь добрались мы достаточно поздно, и, выйдя из музея и чуточку пройдясь по дорожкам монастыря, обнаружили, что уже седьмой час, соборы и экспозиции закрыты. Как? Спешить не хотелось. Не хотелось помешать еще одному внимательному взгляду удивленных глаз на мощные, закатно-охристые стены монастыря. С лучшей городской смотровой площадки рядом с ними.  Крепость и есть. Но как же красива! 

***

Пора бы уже… а почему бы не заехать напоследок в музей деревянного зодчества и крестьянской жизни? Осмотреть мельницы с массивными крыльями и тюриками, клети, купеческие покои в сто пятьдесят рублей ценою, с портретами галантных напомаженных сыновей и отца – будто Семена Парфеныча из «Идиота», громадными ключами, самоварами в полтора обхвата, «фортепьянами» и платьями дочек. А приветливая смотрительница будет усердно искать пропавший с незапамятных, еще тех, вероятно, времен выключатель в мастерской плотника и шептать подруге: «Смотри, батюшки пошли».

***

И как описать то чувство, когда, в сумерках, оглянувшись прощально, вижу лишь почти невесомый в мягком свете фонарей силуэт собора Рождества Богородицы. Рисуя в памяти последний неуловимый штрих, окину взглядом… и вдруг с изумлением пойму: купола его уже растворились в небе, что отливает той же спокойной глубиной вечерней синевы. И лишь звезды их мерцают в лунном свете так, словно среди знакомо высыпавших гроздьями созвездий этой бескрайней и радостной ночи уловил я еще одно.        

«Радости мое сердце исполни, Дево…»