Регламентация богослужебной практики в нормативно-правовых актах Русской Православной Церкви в 1918-1970 годах

«Ни для кого не секрет, что реальная богослужебная практика на приходах и указания Типикона расходятся; порой — весьма существенно. <…>  Такая оторванность печатного устава от реальной практики может приводить — и, к сожалению, уже приводит — к опасным последствиям»[1].

Преосвященный Владимир (Котляров) митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский[2]

Проблема согласования богослужебной практики с нормами действующего Типикона, или можно сказать шире Церковного устава, как всей совокупности «правил, регулирующих литургическую жизнь Церкви»[3],далеко не нова для Православной Церкви. Всю остроту этой проблемы точно выразил известный православный ученый ушедшего ХХ столетия протопресвитер Александр Шмеман: «Разрыв между теорией и фактом составляет центральную драму в истории богослужения»[4].

На протяжение всей истории развития литургической сферы жизни Церкви, появлялись и исчезали различные своды богослужебных предписаний. Чаще всего причиной тех или иных изменений нормативной базы, регламентирующей богослужебный порядок, было не целенаправленное ее преобразование в силу тех или иных богословских оснований, а приспособление богослужения к изменившимся условиям жизни Церкви в мире. И это не удивительно ведь, по словам Антонио Баумштарка, «в природе литургии – быть связанной с конкретными обстоятельствами времени и места»[5].

Разрыв между нормативными требованиями и реальной богослужебной практикой, хотя и имел место в жизни Церкви, но долгое время не был настолько драматичен, как в последние несколько столетий. Это было связано с тем, что многие годы в соотношении между литургической теорией и практикой преимущественное место занимала реальная богослужебная практика. В свою очередь, те или иные нормативные документы создавались, путем описания устоявшейся богослужебной традиции. В случае, ее изменения в документ, вносились необходимые коррективы, ведь изменение богослужебного элемента было обусловлено существенной переменой в обстоятельствах времени и места совершения богослужения. Таким образом, богослужебная практика, под которой подразумевается совокупность литургических фактов или «конкретных данных живой богослужебной традиции»[6], превалировала над фиксированной нормой.

Вместе с этим, обстоятельства совершения богослужения, в рамках одной исторической эпохи и даже одного географического ареала, часто оказывались не равнозначными. Ясно, что церковные службы в соборном храме Софии Константинопольской в некоторой степени отличались от богослужения церкви Двенадцати Апостолов в том же городе, а тем паче в провинциальных, пусть даже соборных, церквях. Исходя из этого обстоятельства, можно предположить, что литургический порядок одних храмов воспринимался, в некоторой степени, эталонным, и потому, в той мере насколько это было возможно, повторялся в иных церквях. Именно в этих храмах, которые выступали, в некотором роде, «реципиентами» богослужебного порядка, документы, содержащие описание богослужение церкви «донора», воспринимались как нормативные в большей степени, чем там, где было позаимствовано это описание.

Храмов «реципиентов», было всегда существенно больше, чем «доноров», и если в последних довольно просто смотрели не внесение изменений в богослужебный порядок и его описание, то в первых, где не всегда ясно осознавался во всей полноте смысл того или иного обряда, к изменениям порядка относились крайне насторожено.

Ситуация существенно осложнилась, когда появляются обширные своды богослужебных норм – богослужебные синаксари наиболее известных монастырей, которые послужили прототипом современного Типикона или Церковного устава. Богослужебный порядок в этих литургических кодексах был описан в деталях, применительно к конкретной исторической и географической ситуации. В том же случае, когда этот свод литургических предписаний, кем бы то ни было копировался для применения в иных обстоятельствах, многие сугубо локальные традиции, часто перенимались безапелляционно как что-то принципиально важное. Таким образом, постепенно, в особенности после прекращения постоянного взаимодействия с храмом или монастырем «донором» богослужебного порядка, к нормам богослужебных Устава начинают относится, как тому, что имеет первостепенное значение по сравнению с богослужебной практикой.

Смещение акцента с богослужебной практики на нормы Устава, привело к тому, что практику стали подчинять норме, даже в тех случаях, когда она не соответствовала историческим обстоятельствам совершения богослужения. Данная ситуация на протяжении нескольких столетий облегчалась тем, что до тех пор пока текст Церковного устава сохранялся и распространялся в рукописной форме, переписчиками довольно часто вносились те или иные локальные коррективы, применительно к обстоятельствам применения Типикона. Такая корректировка норм Типикона, позволяла существенно уменьшить разрыв между литургической теорией и практикой.

С появлением печатного станка ситуация в корне изменилась. «Благодаря именно печатному станку, а не вмешательству епископа, собора или литургической комиссии,– пишет известный исследователь православной литургической традиции Роберт Тафт, – произошла окончательная унификация литургической практики на византийском Востоке. <…> Да, появление книгопечатания не означало прекращения развития и адаптации к местам, (от авт.:но они с этого времени являются лишь) незначительными вариациями на уже хорошо известную тему»[7].

Данное обстоятельство на Руси усугубилось тем, что с XVII века внесение в Церковный устав, тех или иных изменений без санкции высшей церковной власти, в некоторых случаях даже с ее наличием[8], воспринималось как сознательная порча богослужебной книги. Книжная справа предпринятая при патриархе Никоне, в ходе которой были, по сути, «выкорчеваны» практически все сугубо славянские или локальные элементы богослужебного порядка в угоду унификации с греческими традициями[9], сделала отрыв богослужебной практики от норм Типикона более существенным чем ранее.

Констатацией этого процесса стало практически повсеместное признание того, что совершать богослужение согласно всем указаниям Типикона вообще невозможно. Таким образом, нормы Церковного устава были не только оторваны от реальной богослужебной практики, но и застыли в своем поступательном развитии. «В уставе, напротив, поскольку им определяется общая структура или «чин» богослужения,– замечает протопресвитер Александр Шмеман, – должен быть заключен смысл литургической жизни. Оторванный от этого смысла, он превращается в мертвый и бессмысленный «закон»»[10].

Богослужебная практика стала подчиняться во многом исключительно произволу совершителей богослужения. «Поскольку же <…> (от авт.:на деле) исполнить устав в целости невозможно,– пишет протопресвитер Александр Шмеман, –  решающим в конечном итоге оказываются личный вкус, местное предание, привычка – то есть причины случайные. На деле то, что называется уставной службой, часто поражает своей бессмыслицей <…> с общей тенденцией или «вычитать» и «выпеть» как можно больше, будь то с ущербом для внятности пения и чтения, или <…> особенно эффектно выделить и «исполнить» наиболее популярные моменты богослужения»[11].

Вместе с этим, для нас не секрет, что любые попытки упорядочить богослужебную практику, не говоря уже о внесении тех или иных изменений в Типикон, воспринимались особенно после раскола XVII века, да и по сей день воспринимаются, существенной частью церковного общества негативно. И это не удивительно, поскольку «литургические формы, структуры и образцы, литургические обычаи и духовность, которые человек застает, появившись на свет, с которыми он вырастает, – срастаются с ним, становятся неразрывной частью его опыта и формируют его духовный облик. Отсюда возникают психологические препятствия для установления необходимой критической дистанции по отношению к ним. Именно поэтому определенное число христиан очень бурно реагирует на одно лишь упоминание о возможной литургической реформе»[12].

Несмотря на всю проблематичность внесения тех или иных корректив в богослужебный Устав Русской Православной Церкви, что стало особенно затруднительно в силу драматических последствий старообрядческого раскола, к началу ХХ столетия у церковной общественности и, особенно у церковных иерархов, возникает осознание необходимости упорядочить богослужебную практику Русской Церкви.

В революционные 1905-1907 года под влиянием общих ожиданий созыва Поместного Собора, возникает активная церковно-общественная дискуссия. Дискуссия о преобразованиях  разнообразных сторон жизни Русской Церкви, в том числе и литургической, продолжалась вплоть до созыва Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов.

Все многообразие методов упорядочения богослужения, предложенных в ходе полемики начала ХХ века, было рассмотрено в рамках подготовки проекта соборного деяния, посвященного регламентации богослужебной практики Русской Православной Церкви, на Соборе 1917-1918 годов. Итогом этой дискуссии в рамках профильного соборного отдела «О богослужении, проповедничестве и храме» стал доклад «Об упорядочении богослужения».

Как дискуссия начала ХХ века, посвященная богослужебным вопросам, так и литургическое наследие Поместного Собора 1917-1918 годов, стали предметом изучения, многих современных церковных ученых. Такое внимание к этой проблематике во многом обусловлено призывом священноначалия Русской Церкви, который прозвучал еще в 1994 году: «…продолжить начатые, но не завершенные Поместным Собором 1917-1918 годов труды по упорядочению богослужебной практики»[13].

На протяжении целого ряда лет в церковной среде бытовало мнение, что развитие литургической культуры, в особенности методик по согласованию богослужебной практики с нормами действующего Типикона в Русской Церкви остановилось в первые после революционные годы. В ходе изучения истории развития церковнославянского языка в ХХ веке, которое было предпринято сотрудниками института русского языка РАН  А.Г. Кравецким и А.А. Плетневой, ими были обнаружены и опубликованы, разнообразные документы, посвященные упорядочению богослужебной практики, которые были изданы церковной властью после завершения Собора 1917-1918 годов. Наличие довольно существенного количества нормативно-правовых актов, посвященных регламентации богослужебной практики, свидетельствует о том, что развитие литургической культуры в Русской Церкви довольно активно продолжалось и после закрытия Собора 1917-1918 годов.

Первым этапом развития нормативно-правовой базы в области регламентации богослужебной практики после завершения работы Поместного Собора 1917-1918 годов стал довольно продолжительный этап борьбы с разного рода литургическими экспериментами, которые стали распространяться на приходах Русской Православной Церкви, впервые годы после революции. К числу нормативно-правовых документов этого периода относятся:

• Обращения Святейшего Тихона патриарха Московского и всея России об устранении недостатков в богослужебной практике от 4 (17) ноября 1921 года[14]
•  Архипастырское обращение преосвященного Вениамина митрополита Петроградского и Гдовского от 20 декабря 1921 года[15], в котором митрополит Вениамин призывает при совершении богослужения следовать рекомендациям « Правил при совершении Божественной Литургии», опубликованным в разделе «О богослужении и богослужебном уставе» Православного церковного календаря на 1922 год, изданного Обществом православных приходов Петрограда и его губернии[16]
• Указ Патриаршего Местоблюстителя преосвященного Петра (Полянского) митрополита Крутицкого от 14 сентября 1925 года, об упорядочении богослужебной практики в Московской епархии[17]
• Циркуляр Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Преосвященного Сергия (Страгородского) митрополита Нижегородского благочинным московских приходов о единообразии церковно-богослужебной практики, который датируется сентябрем 1931 года[18]

Подавляющее большинство документов, так или иначе связанные с регламентацией богослужебной практики этого периода посвящены борьбе с литургическим произволом, который преимущественно проявлялся при служении Божественной Литургии. При этом заметим, что в данных руководственных указаниях осуждены большей частью богослужебные новшества как таковые, а самовольное их внедрение в богослужебную практику без санкции Высшей церковной власти. Единственным документом, который, на наш взгляд, стал существенным этапом в развитии нормативно-правовой базы упорядочения уставного богослужения, в целом является «Единообразный чин» церковно-богослужебной практики в православных приходских храмах города Москвы[19].

«Единообразный чин» содержит максимально подробные рекомендации по совершению всенощного бдения, будь-то воскресного или праздничного, а так же указания относительно порядка служения Литургии. Составители этого документа избирают иной подход к регламентации богослужебной практики, нежели метод, нашедший отражение в Докладе «Об упорядочении богослужения» Поместного Собора 1917-1918 года. Если в последнем основной мотивацией было оградить богослужение от неуместных вставок и дать общие минимальные требования при сокращении богослужения, то «Единообразный чин» содержит не просто общие рамочные рекомендации по упорядочению богослужебной практики, а излагает последовательно, рекомендуемый богослужебный порядок. Метод изложения богослужебных указаний в «Единообразном чине» тем самым приближается, к тому способу описания литургического порядка, который характерен для Типикона. Таким образом, был произведен шаг от общего рамочного, в некоторой степени запретительного, метода изложения литургических норм, к подробному описанию богослужебного порядка, в котором преимущественное место отдается изложению положительных (предписательных) норм.

Во многом сложные исторические реалии, в которых проходила свой исторический путь Русская Православная Церковь в первые три десятилетия после революции 1917 года, не позволили максимально реализовать тот потенциал к решению проблемы согласования богослужебной практики с нормами Типикона, который был заложен на Поместном Соборе 1917-1918 годов. Одной из наиболее существенных тенденций развития нормативно-правовой базы в области нормализации богослужебной практики является сохранение преемственности и даже последовательности развития методик упорядочения богослужения в новых нормативных документах на началах заложенных Поместным Собором 1917-1918 годов. Опасность утерять данную преемственность возникла впервые послевоенные годы. Избежать этого удалось в силу двух причин.

Во-первых, благодаря личной позиции Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского). Во-вторых, благодаря активной позиции участника литургической дискуссии на Поместном Соборе 1917-1918 года преосвященного Афанасия (Сахарова) епископа Ковровского.

Так, под руководством Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского) в Православном церковном календаре на 1947 год были изданы богослужебные рекомендации[20], во многом воспроизводящие опыт по упорядочению богослужения, который был накоплен в Петроградской епархии еще в начале 1920 годов, в рамках «Общества православных приходов Петрограда и губернии». В деятельности этой организации, в которую входили многие бывшие члены Поместного Собора 1917-1918 года, принимал активное участие будущий Патриарх Алексий I (Симанский), будучи в те годы викарием Петроградской епархии.

В свою очередь, преосвященный Афанасий (Сахаров) епископ Ковровский, будучи назначен в 1956 году председателем Календарно-богослужебной комиссии при Священном Синоде Русской Православной Церкви, привлек внимание церковной общественности и главное церковных ученых к литургическому наследию Поместного Собора 1917-1918 годов, и в особенности к Докладу «Об упорядочении богослужения». Таким образом, были заложены все основания для продолжения преемственного развития нормативно-правовой базы, регламентирующей литургическую сферу жизни Русской Церкви.

Следующим этапом развития подхода к упорядочению богослужебной практики является деятельность Комиссии по разработке каталога тем Всеправославного Предсобора при Священном Синоде Русской Православной Церкви. Комиссия была создана в рамках подготовки материалов необходимых для созыва Святого и Великого Собора Православной Церкви. В рамках этой подготовительной работы на первом Всеправославном совещании, которое проходило в 1961 году на острове Родос, был подготовлен обширный каталог тем, которые предполагалось рассмотреть на грядущем Всеправославном Соборе.

Синодальной комиссией в ходе кропотливой пятилетней работы с 1963 по 1968 года были подготовлены проекты резолютивных документов[21], по всему спектру вопросов, предложенных для рассмотрения в Родосском каталоге, в том числе по литургической проблематике. В разработке документов по данной тематике приняли активное участие Н.Д. Успенский и Д.П. Огицкий, которые были членами, вынуждено прекратившей свою деятельность в 1958 году, Календарно-богослужебной комиссии. Это обстоятельство позволяет считать деятельность этого синодального учреждения в некоторой степени прямым продолжением работы Календарно-богослужебной комиссии.

Материалы, посвященные литургической проблематике, представляют особый интерес, будучи своего рода попыткой подвести некоторые итоги развития конкретных мер по упорядочению богослужебной практики первой половины XX века. Хотя работа над проектами резолютивных документов, по богослужебным вопросам, для Всеправославного Предсобора хронологически относится уже ко второй половине XX века, ее неразрывная связь с материалами предыдущего периода побуждает нас рассматривать деятельность данной Комиссии в контексте единого процесса развития литургических норм I-ой половины XX века.

Специфика работы Комиссии заключалась в том, что проекты документов, которые ей предстояло подготовить, должны были быть максимально универсальными, то есть соответствовать интересам всех без исключения Поместных Православных Церквей, и вместе с тем содержать конкретные предложения не только по упорядочению, но и реформированию отдельных элементов православного богослужения. Такая особенность предстоящей работы обусловила необходимость переосмыслить те подходы, которые ранее применялись для решения проблемы согласования богослужебной практики с норами Типикона в рамках исключительно Русской Православной Церкви. Одним из аспектов, этого переосмысления стало внимательное рассмотрение того, как решается данная проблема в иных Поместных Православных Церквях, опытом которых в данном случае нельзя было пренебречь. В целом ряде Поместных Православных Церквей, особенно греческой традиции, приходское богослужение в отличие от монастырского совершается по иной редакции Церковного устава, так называемому Типикону Великой Церкви, который был издан в XIX столетии в Константинопольском Патриархате. Это опыт упорядочения приходского богослужения Комиссия не могла оставить без внимания.

Несмотря на то, что положения проектов резолютивных документов в силу исторических причин, за небольшим исключение, не нашли своего применения в нормативно-правовой базе не только на Всеправославном уровне, но и в рамках Русской Православной Церкви, они имеют принципиально важное значение. Ибо они стали своего рода логическим итогом развития методов упорядочения богослужебной практики путем ее регламентации, что было установлено в ходе анализа нормативных актов, затрагивающих литургическую проблематику первой половины ХХ века.

В ходе изучения всего комплекса документов, связанных с упорядочениям богослужебной практики, которые были изданы во второй четверти ХХ века, удалось заметить, не просто воспроизведение ранее предложенных методов упорядочения богослужебной практики, а творческое осмысления этих подходов. Вместе с этим, составителям данных нормативно правовых актов удалось сохранить преемственность подходов к согласованию богослужебной практики с нормами Церковного устава, которые были предложены в первой четверти ХХ века.

Таким образом, мнение о том, что развитие литургической культуры в Русской Православной Церкви остановилось в первые послереволюционные годы, на наш взгляд, не вполне объективно. Конечно, масштабы дискуссии посвященной принципам нормализации литургической жизни после завершения Собора 1917-1918 годов были существенно скромнее, но вместе с этим работа в этом направлении не прекратилась. О чем можно судить в первую очередь по целому ряду нормативно-правовых актов, регламентирующих богослужебную практику, которые были изданы во второй четверти ХХ столетия. С учетом того, что появление любое нормативно-правового акта непременно является итогом определенной работы по осмыслению предыдущего опыта, осмелимся утверждать, что и в советский период истории в Русской Церкви долгое время продолжали поступательно развиваться методики согласования богослужебной практики с нормами Церковного устава.

В заключении отметим, что анализ развития нормативно-правовой базы, посвященной упорядочению уставного богослужения, в первой половине ХХ века приобретает в настоящий момент особую актуальность, в силу того что священноначалие Русской Православной Церкви совсем недавно поручило Комиссии Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства «начать работу по упорядочению практики совершения уставного богослужения»[22].Одним из приоритетных направлений данной деятельности должна стать, по словам первого председателя профильной комиссии Межсоборного присутствия Митрополита Владимира (Котлярова), выработка стратегии создания общих рекомендаций относительно совершения уставного богослужения на приходах Русской Православной Церкви[23]. В свою очередь, эффективному решению этой принципиально важной задачи во многом может поспособствовать осмысление обширного исторического опыта, который был накоплен в сфере соотнесения богослужебной практики с норами Церковного устава в первой половины ХХ века.

[1] Доклад митрополита Санкт-Петербургского Владимира на первом заседании комиссии Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства, которое состоялось 25 марта 2010 года на Троицком подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Москве – См.: http://www.patriarchia.ru/db/text/1127779.html 

[2] Преосвященный Владимир (Котляров) митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский был первым председателем Комиссии по вопросам богослужения и церковного искусства Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви. 26 декабря 2011 года Президиум Межсоборного присутствия рассмотрел просьбу митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира освободить его от должности председателя комиссии по вопросам богослужения. На эту должность назначен архиепископ Егорьевский Марк (Головков).

[3] Шмеман А. протпресв. Литургическое богословие. – СПб.: Издательство «Библиополис» – 440 с. – С. 39.

[4] Шмеман А. протпресв. Литургическое богословие. – СПб.: Издательство «Библиополис» – 440 с. – С. 39.

[5] Цит. по: Тафт Р.Ф. Как растут литургии: Развитие Божественной литургии византийского обряда. / Перевод с англ. Пральникова И.А. под ред. Никитина С.И. // Хуан Матеос, Роберт Тафт. Развитие византийской литургии. – Киев: Издательская группа «Quo vadis», 2009. – 128 с. – С. 78-79

[6] Шмеман А. протпресв. Литургическое богословие. – СПб.: Издательство «Библиополис» – 440 с. – С. 39.

[7] Тафт Р.Ф. Как растут литургии: Развитие Божественной литургии византийского обряда. / Перевод с англ. Пральникова И.А. под ред. Никитина С.И. // Хуан Матеос, Роберт Тафт. Развитие византийской литургии. – Киев: Издательская группа «Quo vadis», 2009. – 128 с. – С. 80-81.

[8] Издание «Ока церковного» от 1610 года под редакцией Лонгина насельника Троице-Сергиевой лавры, хотя и имело официальное благословение, но в дальнейшем было объявлено самочинным. – См.: Крылов Г. прот. Книжная справа Типикона в XVII веке. – [электронный ресурс] – http://www.bogoslov.ru/text/592807.html

[9] См.: Крылов Г. прот. Книжная справа Типикона в XVII веке. – [электронный ресурс] – http://www.bogoslov.ru/text/592807.html

[10] Шмеман А. протпресв. Литургическое богословие. – СПб.: Издательство «Библиополис» – 440 с. – С. 38.

[11] Шмеман А. протпресв. Литургическое богословие. – СПб.: Издательство «Библиополис» – 440 с. – С. 36-37.

[12] Вукашинович В. свящ. Литургическое возрождение в ХХ веке. – М.: Христианская Россия, 2005. – 240 с. – С.188

[13] Определение «О православной миссии в современном мире» Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 1994 года – [электронный ресурс] –  http://www.patriarchia.ru/db/text/527258.html

^[14] ГАРФ, Ф. 550, оп. 1, № 152, л. 3—4. Типографская листовка. // Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.312-313.

[15] ГАРФ, Ф. 550, оп. 1, № 152, л. 3—4. Типографская листовка. //Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.314-316.

[16] О богослужении и богослужебном уставе Св. Православной Церкви // Православный церковный календарь на 1922 год. – Петроград: издание Общества Православных приходов Петрограда и его губернии в лице прот. И. И. Заборовского, 1921. – С.15-16. //Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.307-311.

^[17] Указ Патриаршего Местоблюстителя преосвященного Петра (Полянского) митрополита Крутицкогоот 14 сентября 1925 года // ЦИАМ, ф. 2303, оп. 1, №232, л. 1—3. Машинопись. // Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.318-319.

^[18] Циркуляр митрополита Сергия (Страгородского) // ЦИАМ, ф. 2333, оп. 1, №2, л. 16—18. Машинопись. // Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.321-325.

^[19] Циркуляр митрополита Сергия (Страгородского) // ЦИАМ, ф. 2333, оп. 1, №2, л. 16—18. Машинопись. // Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.321-325.

[20] Отметим, что «Литургические заметки» Православного церковного календаря на 1947 год были отнесены нами к числу нормативно-правовых документов, в связи с тем обстоятельством, что эти заметки, как и любая другая публикация официальных изданий Московской Патриархии тех лет, выходили при непосредственном участии Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского), что позволяет их рассматривать, как свод положений, получивших, по меньшей мере, личное одобрение Предстоятеля Русской Православной Церкви. – См.: Общие указания к совершению Литургии // Православный церковный календарь на 1947 год. – М.: Издательский отдел Московской Патриархии, 1946. – С. 51-52;

[21] Раздел «Богослужение» Проектов резолютивных документов, подготовленных Комиссией по разработке каталога тем Всеправославного Предсобора при Священном Синоде Русской Православной Церкви. // Кравецкий А.Г., Плетнева А.А. История церковнославянского языка в России (конец XIX – XX в.) / Отв. ред. А.М. Молдован. – М.: Языки русской культуры, 2001. – 400 с. – (Studia philologica). – С.366-376.

[22] Доклад митрополита Санкт-Петербургского Владимира на первом заседании комиссии Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства, которое состоялось 25 марта 2010 года на Троицком подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Москве – См.: http://www.patriarchia.ru/db/text/1127779.html 

[23] «Но сейчас священноначалие поручает нам начать работу по упорядочению практики совершения уставного богослужения. В связи с этим я предлагаю создать рабочую группу, которая выработает пока еще не приходской устав как таковой — это непростое дело, требующее самой основательной подготовки, — и даже не общие рекомендации относительно совершения богослужения на приходах, а саму стратегию создания подобных рекомендаций, а затем — и устава». – См.: Доклад митрополита Санкт-Петербургского Владимира на первом заседании комиссии Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства, которое состоялось 25 марта 2010 года на Троицком подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Москве – См.: http://www.patriarchia.ru/db/text/1127779.html