Творец академической славы: профессор Алексей Петрович Лебедев

Имя Алексея Петровича Лебедева тесно связано  с историей Московской Духовной Академии. В ней он учился, затем в течении двадцати пяти лет преподавал. Здесь он сложился как крупный ученый, здесь написал большинство своих трудов. Он был, по словам профессора И.Д. Андреева, “одним из главных творцов славы” Московской Духовной Академии[1]. Поэтому, полагаем, не лишним будет вновь вспомнить о его жизненном пути и трудах.

Если внешняя деятельность Алексея Петровича Лебедева — как церковного историка — довольно известна: то о его жизненном пути знают гораздо меньше. Сам он собирался написать автобиографию, и планировал издать ее в качестве двенадцатого, завершающего тома полного собрания своих сочинений, но не успел. Появилась лишь статья “К моей учено-литературной автобиографии”, которую Лебедев незадолго до смерти поместил в “Богословском вестнике” с пометкой “продолжение следует”. Продолжение, увы, не появилось. Ученики Алексея Петровича — профессора Н.Н.Глубоковский, И.Д.Андре­ев, А.А.Спасский, откликнулись на кончину своего учителя, опубликовав воспоминания о нем. Эти воспоминания позволяют нам создать довольно цельное впечатление об Алексее Петровиче, о его научных  и церковно-общественных взглядах. Много материалов для характеристики этой личности дают его труды и особенно публицистика, в которой наиболее ярко проявились некоторые стороны характера ученого.

Основные вехи биографии А.П.Лебедева таковы. Он родился в селе Очаково Рузского уезда Московской губернии 2 марта 1845 года. По окончании Перервинского Духовного училища поступил в Московскую Духовную семинарию, которую окончил в 1866 году. В 1870 году окончил Московскую Духовную Академию со степенью магистра богословия, присужденной за сочинение “Превосходство Откровенного учения о творении мира пред всеми другими объяснениями его происхождения”. В этом же году Лебедев начинает преподавательскую деятельность в родной Академии - становится доцентом по кафедре Церковной истории. В 1874 году, в двадцатидевятилетнем возрасте, он, опередив при баллотировке В.О.Ключевского, избран Советом Московской Духовной Академии экстраординарным профессором. В 1879 году Лебедев защитил докторскую диссертацию “Вселенские соборы  IV и V века. Обзор их догматической деятельности в связи с направлениями школ Александрийской и Антиохийской” и был избран ординарным профессором Московской Духовной Академии. В 1895 году он перешел на кафедру  Церковной истории в Московский Университет, где через три года был удостоен звания заслуженного ординарного профессора. Там Алексей Петрович трудился до самой кончины, последовавшей 14-го июля 1908 года.

Алексей Петрович Лебедев оставил после себя большое количество научных и публицистических трудов. Им был  составлен и издан полный курс церковной истории с I-го по ХIХ век. Его перу принадлежит также большое количество статей, опубликованных в церковной печати. Лебедев — первый и единственный из русских церковных историков, кто решился на издание полного собрания своих сочинений, которое составило 11 томов и пользовалось большим интересом.

За свои учено-литературные и педагогические заслуги он был избран почетным членом всех Российских Духовных Академий, нескольких Университетов и многих ученых обществ, а также пожалован чином действительного статского советника. Его ученики —­­­ И­­.Д.Ан­­дреев, Н.Н.Глу­­боков­­ский, А.А.Спасский, протоиерей А.В.Марты­­­нов своими трудами  внесли большой вклад в разви­тие отечественной богословской и церковно-исторической науки.

Уже из этих немногочисленных биографических данных можно увидеть, что Алексей Петрович Лебедев прожил хотя и не долгую, но очень плодотворную жизнь. Поэтому, как нам кажется, интересно будет более подробно остановиться на некоторых ее эпизодах.

Алексею Петровичу пришлось уже в детстве понести жизненные невзгоды. Его отец, священник Петр Мефодьевич Лебедев, к несчастью, страдал пристрастием к вину. За это он был лишен митрополитом Московским Филаретом сана. Петр Мефодьевич был низведен в мещане и сделался школьным учителем. В довольно молодом возрасте он погиб в драке. Алексей Петрович долгое время питал предубеждение против святителя Филарета, которое ему внушил отец, и лишь в конце жизни сумел от него освободиться. Мать Лебедева, Александра Прокофьевна, скончалась на руках сына в Сергиевом Посаде в 1886-м году, дожив до преклонного возраста.

Именно благодаря ее заботам Алексей Лебедев был определен в Духовное училище, располагавшееся в Перервинском монастыре, под Москвой. В этом училище, как правило, учились дети самых бедных родителей и сироты. Оно считалось одним из худших в Московской епархии и поступить туда было проще. Лебедев изображал годы своей учебы в Перервинском училище в самых мрачных красках и называл это заведение “несчастной Перервой”. Обучение давалось Алексею с большим трудом. Неоднократно он находился под угрозой отчисления за слабые успехи. Учеба в Московской семинарии, в которую Лебедев поступает после окончания училища, первоначально давалась ему также нелегко, но впоследствии, благодаря своему незаурядному трудолюбию и природным способностям, он выправился и закончил семинарию первым. Впоследствии он так вспоминал время своего обучения в семинарии в лекции, посвященной памяти выдающегося литургиста Ивана Даниловича Мансветова, который окончил ту же Духовную школу годом раньше Лебедева: “Московская семинария в половине шестидесятых годов... не могла похвалиться благоустроенностью. Я сам лично, — вспоминал Лебедев, — был свидетелем этого нерадостного явления. Семинария доживала последние годы пред временем преобразования по новому Уставу. Все и вся в ней опустилось. Жили будущим, забывая о настоящем. Учителя большею частию сидели сложа руки, ученики пользовались сладкой свободой! Если же некоторые из учителей и занимались своим делом, то, вместо изучения науки с юношами, читали с высоты своих кафедр лекции чисто академического характера, но о понимании этих лекций не заботились...Ученики, правда, иногда заглядывали в аудитории этих ученых учителей, но единственно затем, чтобы или погреться или отдохнуть. Для того, чтобы учиться чему-нибудь, нужно было самому учиться – превратиться в самоучку”[2].

Во время учебы в семинарии Лебедев пользовался поддержкой     своего    духовника —  священника П.Н.Са­харова, которого называл потом своим сиропитателем. Этот священник с состраданием относился к бедному семинаристу, поил его чаем, а иногда снабжал и деньгами. Впоследствии ему было суждено и похоронить Алексея Петровича.

Московская Духовная Академия в годы, когда в ней учился Лебедев, также переживала не самую лучшую пору. Строй Академии менялся, готовился новый Устав, старое отживало свой век,  новое еще не набрало силу. Но все же в числе профессоров имелись видные ученые и педагоги: ректор протоиерей Александр Горский, В.Д.Кудрявцев-Платонов, под руководством которого Лебедев писал магистерскую работу, архимандрит Михаил (Лузин), С.К.Смирнов, П.С.Казанский. Сам Лебедев выделял из числа своих наставников Е.Е.Голу­бинского и своего старшего товарища И.Д.Мансветова, который с 1869 года преподавал на IV курсе церковную археологию и литургику.

Во время учебы в Академии Лебедев не проявлял никакой склонности к изучению церковной истории. Более того, церковная история была одним из немногих предметов, по которому он имел балл “4”. Греческий и латинский языки, необходимые для историка Древней Церкви, он в то время знал недостаточно хорошо. Наконец, Лебедев не писал ни одного семестрового сочинения по церковной истории, и его магистерская работа не имела к ней никакого отношения. Казалось, что ничего не предвещало того, что он будет в недалеком будущем преподавать в Академии именно этот предмет. Тем не менее, это случилось, и произошло следующим образом.

Окончание Лебедевым Академии совпало с введением нового Академического Устава, по которому число кафедр было увеличено, а сроки службы профессоров ограничены. Это привело к тому, что во всех Академиях возникло много преподавательских вакансий, которые надо было спешно заполнить. В это вре­мя Лебедев был рекомендован профессором В.Д. Кудряв­цевым-Платоновым на кафедру метафизики в Киевскую Духовную Академию. Желая удержать в своей Академии одного из лучших выпускников, ректор протоиерей Александр Васильевич Горский предложил Лебедеву занять в Московской Академии од­ну из вакантных кафедр на выбор: Священного Писания Ветхого Завета, Священного Писания Нового Завета, Би­блей­ской истории, Введения в курс богословских наук и, на­конец, Древней церковной истории. Лебедев заявил Горскому о своем желании занять кафедру Древней церковной истории. Последний был недо­волен таким выбором, видя что Лебедев недостаточно подготовлен к преподаванию этого предмета в Академии, и настойчиво предлагал ему занять кафедру Введения в курс богословских наук. “Но я, — вспоминал Алексей Петрович, — уперся и стоял на своем... Так я сделался церковным историком”[3].

Почему же Лебедев решил сделаться церковным историком? Дело в том, что, по его мнению, церковная история, в отличии от других богословских наук, не ограничена конфессиональными рамками и, следовательно, дает больший простор для исследователя. Желание заняться церковной историей возникло у него в ходе работы над магистерской диссертацией, богословская направленность которой сильно его стесняла.

Лебедев начал свою преподавательскую деятельность в Академии, когда в ней уже народилась церковно-историческая наука. “Она насаждена была заботами Филарета Гумилевского и, главным образом, — А.В.Горского, но воспитывалась в тиши академических стен, как нежный цветок в закрытой со всех сторон оранжерее, ...а на свет Божий и не смела показываться во всей яркости своих красок”[4]. Академический Устав 1869 года создал условия для развития церковно-исторической науки. Сам А.П.Лебедев впоследствии говорил, что “день появления в свет этого Устава можно считать днем действительного нарождения церковно-исторической литературы у нас в России; с этого же времени церковно-историческая наука вышла за стены учебных заведений и сделалась явлением общественного значения”[5].

Согласно с новым Уставом в Академиях были созданы отделения: богословское, церковно-практическое и церковно-историческое. У студентов появилась возможность специализировать свои занятия. Студенты, занимавшиеся на церковно-историческом отделении, теперь в течении четырех лет изучали главным образом, исторические науки, писали семестровые, кандидатские и магистерские сочинения на исторические темы. Они глубже осваивали круг изучаемых вопросов, шире знакомились со специальной литературой, привыкали к самостоятельной научной работе. Общий уровень знаний студентов значительно вырос.

Устав 1869 года предусматривал также публичную защиту печатных магистерских и докторских диссертаций. Ранее, по Уставу 1814 года, степень магистра присваивалась на закрытых заседаниях академических конференций, а представляемая на соискание ученой степени рукопись сдавалась в архив и обычно нигде не публиковалась. Степень доктора богословия присуждалась до 1869 года Святейшим Синодом не за конкретный научный труд, а в качестве награды и притом очень редко. Новые правила приобретения ученых степеней сделались сильным стимулом, двинувшим вперед богословскую и церковно-историческую науку. “Приобретение ученых степеней, — пишет профессор А.А.Спасский, – явилось нравственным долгом каждого сознававшего свои обязанности профессора и публичным свидетельством о серьезном отношении к своему делу”[6]. В результате, в печати появилось много серьезных научных работ, которые стали привлекать к себе внимание общества. Церковно-историческая наука, таким образом, вышла из стен Академии “на свет Божий”.

Получив кафедру Церковной истории, Алексей Петрович ревностно принялся за изучение своего предмета. “Не имея и не найдя своей личной жизни, – пишет Н.Н.Глубоковский, – А.П.Лебедев всецело ушел в научные интересы и пребывал в них, как в своей родной стихии[7]. Отсюда его неустанный и непрестанный подвиг, поражающий даже чисто внешнею колоссальностью результатов. И для самого поверхностного наблюдателя получалось впечатление, как будто покойный все время только читал и писал, отнимая у себя многие часы сна. Нам хорошо известно, что и в краткие периоды передышек он не разлучался с книгами и внимательно следил за научной литературой”[8]. Редкостное трудолюбие Алексея Петровича принесло замечательные результаты. Вскоре он сделался признанным специалистом в области церковной истории. Как вспоминает И.Д.Андреев, Лебедев “был почти единственный профессор в Академии, ежегодно предлагавший новые курсы. В аудиторию переходили все сколько-нибудь крупные новости европейской церковно-исторической науки. Чувствовалось, что на кафедре сидит полный хозяин своего предмета”[9].

Характерной чертой ученого было то, что он превыше всего ставил свою преподавательскую деятельность. Это отложило отпечаток на характер его сочинений. Почти все, за очень небольшим исключением, его литературные труды  – это отдельные лекции или целые курсы, прочитанные в Академии или в Университете. Большую аудиторию нелегко занять каким-нибудь узкоспециальным вопросам, поэтому Лебедев старался брать масштабные темы, освещать целые эпохи или значительные эпизоды церковной истории. Он умел разрабатывать и микроскопические детали, но занимался этим редко. Лебедев не обладал как профессор выдающимися внешними данными, скорее наоборот. “Грузная фигура лектора, ходившего мелкими, неуверенными шажками, нахмуренное, подслеповатое лицо, резкий голос с крутыми негармоническими переходами от пронзительных верхов к глухим низам, манера читать непременно по тетрадке  – все это, – вспоминал о преподавании Лебедева Глубоковский, – не представляло особой привлекательности, а сам А.П.Лебедев уже по внутренней застенчивости неспособен был к преднамеренным и систематическим эффектам для увлечения аудитории”[10]. Тем не менее, студенты очень любили его лекции. Его аудитория была всегда полна, приходили даже студенты других курсов, а иногда слушать лекции Алексея Петровича собиралась вся Академия. В Московской Духовной Академии большей популярностью пользовались лишь лекции Ключевского,  у которого в этом отношении соперников вообще не было. Притягательность лекций Лебедева заключалась в том, что он умел живым, ясным языком наглядно изобразить важнейшие моменты церковной истории, раскрывая то, что, по его мнению, было сутью этих явлений. “Аудитория, – вспоминал Глубо­ковский, – видела перед собою как бы подлинную живую историю, а эта последняя устами профессора раскрывала тайны своего бытия, внушительные и поучительные для всякой мыслящей души”[11].

При подготовке своих лекций для печати Лебедев заботился о том, чтобы они, по своему изложению, были доступны широким массам читающей публики. Он “со свойственной ему простодушной самоиронией охотно повторял высказывания одного редактора о себе, что его и “всякий невежа понимает”[12]. Действительно, литературное изложение Лебедева отличается простотой, ясностью и, в то же время, художественными достоинствами. Его книги очень много способствовали популяризации церковной истории в России.

При изучении церковной истории профессор более всего интересовался церковной историографией. Плодом этого интереса стал его труд “Церковная историография в главных ее представителях с IV века по ХХ”. В этом труде он, в частности, высказывает свое мнение о важности изучения церковной историографии. “Богословская литература какого угодно века, – писал Лебедев, – есть предмет наиглавнейший в расследованиях церковного историка. Церковно-историческая литература составляет часть общей богословской литературы и, думаем, наиболее характеристичную... Церковно-историческая литература переживает всякую другую литературу и остается замечательнейшим памятником прошедшей истории как носительница и выразительница духа своего времени”[13]. Причем, это замечание Лебедев относит не только к греческой и латинской, но и к позднейшей католической и протестантской церковной историографии. Говоря о западной церковно-исторической науке, он рассматривает ее в связи с общим направлением и духом тех эпох, в которые возникали важнейшие школы церковных историков. Так, зарождение западной церковной историографии в XVI веке и ее характерные черты Лебедев связывает с Реформацией и борьбой с ней Католической церкви. Направление в немецкой церковной историографии конца XVIII – начала XIX века, которое Лебедев называет прагматико-рационалистическим, рассматривается им как следствие влияния философии Вольфа, Канта и французских энциклопедистов. Господствующее направление немецкой церковно-исторической науки середины XIX века, главным представителем которого Лебедев считает Неандера, ученый связывает с реакцией религиозного духа на неверие предыдущей эпохи и с влиянием философии Шлейермахера, а идеи представителей Тюбингенской школы — с философией Гегеля. В изложении Лебедева западная, как, впрочем, и древняя церковная историография предстает как часть мировоззрения своей эпохи, что позволяет, с одной стороны, — составить более четкое представление о данной эпохе, а с другой, — позволяет лучше ориентироваться среди интерпретируемых церковными историками фактов. Труд Лебедева свидетельствует о его критическом подходе к западной церковной историографии. Следует признать, однако, что в своих трудах Лебедев часто зависел от выводов западных церковных историков. Некоторые его работы написаны под их сильным влиянием.

Из западных церковных историков Алексей Петрович наиболее выдающимися считал: для девятнадцатого века — кардинала Гергенретера, а для начала двадцатого — Адольфа Гарнака. Влияние Гергенретера заметно в его труде “История разделения церквей”.  Это обстоятельство отмечает в своей книге о патриархе Фотии Франциск Дворник. Однако, как свидетельствует И.Д.Андреев, в конце жизни Лебедев изменил свое отношение к этому предмету. “Кто знает А.П.Лебедева по книгам, – пишет Андреев, – тот знает его наполовину. Он написал целый том о разделении церквей и как-то в разговоре со мной заявил, что недоволен своей работой, что отправная точка работы, а равно исследований Иванцова, Пихлера, Гергенретера на ту же тему, несостоятельна, что историю разделения писать нельзя, а нужно писать историю единения церквей: нечего было разделять, потому что не было единения; что в самую цветущую пору оно держалось на волоске; считать Фотия виновником разделения церквей  – это суеверие; отсюда роковая ошибка, по его (Лебедева) взгляду, католических и наших церковных историков: те стараются во что бы то ни стало Фотия утопить, а наши превращают его в икону, чем Фотий никогда не был”[14].

Наиболее бурную полемику и самые противоречивые отзывы вызвал труд Лебедева о Вселенских Соборах, первую половину которого он защитил в качестве докторской диссертации. О нем очень сурово отозвался святитель Феофан Затворник. В письме к своему племяннику И.Д.Андрееву он писал: “Извещаете, что купили книгу Лебедева о соборах, будто редкость добыли. Книга эта неправославная. И проводит начала хуже протестантских. Вам кажется, что ни страница, то блестящие мысли. Мысли там  – мыльные пузыри. Исходная точка неверная и все дрянь, хоть брось”[15]. С критикой диссертации Лебедева выступил профессор Московского Университета протоиерей Иванцов-Платонов. Между ним и А.П.Лебедевым возникла жаркая полемика, затянувшаяся на многие годы. После смерти протоиерея А.М.Иванцова-Платонова полемику продолжил профессор Горский-Платонов. Постепенно она потеряла научный характер и “перешла на личности”. Повод к этому подал сам Лебедев, который по натуре был жарким спорщиком и любил уязвить противника какой-нибудь колкостью.

У диссертации Лебедева были и другие критики. Появилось анонимное издание против нее, которое было разослано членам Синода и другим высокопоставленным лицам. Автор доказывал, что диссертацию надо отдать на пересмотр восточным Патриархом. В результате труд ученого надолго потерял возможность выйти вторым изданием, а в некоторых семинариях оказался, подобно “Истории Русской Церкви” Е.Е.Голубинского, под запретом, так что читавшие эту книгу подвергались строгим наказаниям.

Интересная оценка научных взглядов Лебедева, нашедших отражение в его докторской диссертации, содержится в статье священника Игоря Экономцева (ныне архимандрит Иоанн) «Историческая школа Московской Духовной Академии». Автор отмечает, что, «не солидаризируясь с арианами», Лебедев, тем не менее, «именно в них видит выразителей рационалистического начала и либерализма, которому отдает безусловное предпочтение. Всякое проявление живой мысли в последующей истории христианства он приписывает идейному наследию арианства, проявляющемуся, по его словам, в неудержимой жажде истины, в готовности искать ее и бороться за нее. Нет сомнений, что историк, проводя эту мысль красной нитью через всю диссертацию, проецировал идейную борьбу «либералов» и «консерваторов» своего времени на эпоху Вселенских Соборов. Такой подход мешал ему понять, что рационализм, питавший ереси четвертого, пятого да и последующих веков, был ориентирован в прошлое, а не в будущее, что за «супранатурализмом» православных «консерваторов» скрывалось сложное и утонченное мировоззрение, парадоксальное, антиномичное, к постижению философской глубины которого человечество, может быть, сейчас только и подходит» (с.206 – 207).

По мнению протоиерея Георгия Флоровского “Лебедев совсем не был богословом, и о богословских спорах рассказывает без всякого внутреннего в них соучастия, как сторонний наблюдатель, – именно безучастно, но не бесстрастно. И в лучшей из его книг, в его известной диссертации о первых вселенских соборах, не достает именно этого сочувственного проникновения в смысл описываемых и обсуждаемых событий”[16]. Думается, что такой подход А.П. Лебедева к эпохе Вселенских соборов вытекает из его представления о церковной истории, как о науке беспристрастной, надконфессиональной, стоящей вне вероисповедных отличий. Всякое выражение сочувствия поборникам Православия, и своего соучастия им Лебедев считал проявлением пристрастия. Поэтому он часто ограничивается лишь констатацией фактов, хотя удачно подобранных и изложенных хорошим языком. Святые отцы у него представлены как персонажи церковной истории, но не как святые. Такое отношение не могло не вызвать недоверия к труду историка и даже соблазна. Впоследствии, уже во время похорон Лебедева, его духовник посчитал необходимым засвидетельствовать, что покойный был человеком православным, исповедовался и причащался.

Последние тридцать лет своей жизни Алексей Петрович отдал Московскому Университету. Перейти туда на службу его вынудила болезнь глаз, в результате которой он почти ослеп. Знаменитый московский окулист доктор Крюков запрещал Алексею Петровичу заниматься чтением и письмом более двух часов в сутки. Но Лебедев не подчинился и работал по-прежнему. Предсмертные годы его жизни являются настоящим научным подвигом. “Бывали моменты, – вспоминал Н.Глубоковский, – когда ему грозила опасность слепоты и он вынужден был запираться в специальные лечебницы. Несмотря на эти роковые предостережения, при первой возможности работа продолжалась по-прежнему, и, если для нее не хватало своих глаз, то почивший нанимал опытных чтецов, чтобы всегда быть в курсе научно-литературного движения... Зрение убывало с ужасающей прогрессией и держалось, собственно, лишь в одном глазу с непостижимостью, которую сам Лебедев считал “Чудом из чудес”, а все-таки он не переставал писать и писать, всегда собственноручно, своим старательным мелким почерком... Поистине, профессор “любил до самозабвения церковно-историческую науку и посвящал себя ей”[17]. Но преподавать в Академии ему было уже затруднительно. Поэтому друзья предложили ему перейти в Университет, где церковная история являлась второстепенным предметом и работы для профессора было значительно меньше. В Академии же сложилась легенда, что Лебедев был удален из нее за свои либеральные взгляды, но сам он впоследствии решительно отрицал это. “Кстати скажу и о моем переходе в Университет, – рассказывал в автобиографических заметках Лебедев, со свойственной ему иронией. Это обстоятельство моей жизни окружено легендарной дымкой. Досужие люди выдумали какие-то гонения, репрессалии, рисовали ангела с пламенным мечем. Конечно, на мне лежала обязанность разъяснить дело разным любителям “уток”. Но сознаюсь – я этого не сделал... Откровенно говоря, мне ужасно хотелось бы, чтобы легенда о гонениях, репрессалиях и ангеле с пламенным мечем – была бы не легендой только... Но, увы”[18].

В Университете вокруг Лебедева стала собираться талантливая молодежь, интересовавшаяся церковной историей и богословием. Стали появляться работы по этой тематике. Алексей Петрович стал даже заговаривать о возможности развернуть свою кафедру в целый факультет.  Следует отметить, что он не баловал студентов чтениями либерального характера (в духе времени), а иногда читал лекции “ярко ортодоксального и охранительного свойства”[19]. Университетские лекции Лебедева стоят в связи с церковно-общественной публицистикой, которой в последние годы жизни он уделял много времени.

Так, им была прочитана в университетской аудитории лекция о необходимости восстановления Патриаршества, которая затем была издана отдельной брошюрой под названием “Зачем бы нам нужен Патриарх?”[20] Другим вопросом, по которому Алексей Петрович высказывался перед студентами Университета и в печати, был вопрос о созыве  Поместного Собора Русской Церкви. Приветствуя идею его проведения, он указывал на то, что собор должен состоять только из архиереев. “Безопасней, – говорил Лебедев, – было бы собрать первый Русский Собор из епископов, причем каждый из них мог бы приехать сюда в сопровождении лица пресвитерского чина, лица свободно избранного епархиальным духовенством. Решающий голос пусть принадлежит епископам, а пресвитерам – совещательный. Этот собор и должен разрешить очень сложный вопрос: об участии мирян в дальнейших соборах”[21]. Для обоснования своей точки зрения Лебедев приводит многочисленные примеры из истории древней Церкви. Вместе с тем, он критически относился к современному ему епископату и считал, что впоследствии следует сделать должность епископа выборной.[в1] 

В одной из университетских лекций 1903 года Лебедев затронул и другой злободневный вопрос – о лжеучениях Льва Толстого. К этому его подвигнуло прочтение произведения Толстого “Разрушение ада и его восстановление”, в котором автор делает нападки на Церковь, называя ее даже изобретением диавола. Алексей Петрович шаг за шагом опровергает такой взгляд Толстого на Церковь, обличая его в непоследовательности и некомпетентности. В другой раз он высказался против взглядов Толстого еще резче. “Мне кажется, – сказал Лебедев, – не будет греха, если позволим себе проводить прямую связующую линию между Львом Николаевичем и теми афинскими языческими лжефилософами, которые, по словам книги “Деяний”, услышав всенародную проповедь Павла о воскресении мертвых, “насмехались” и, конечно, иронически говорили: об этом послушаем в другое время (Деян.17.32), а равно можно усматривать связь между проповедью Толстого и теми безумными христианами из числа коринфян, которые дерзали говорить: не будет Воскресения мертвых (1 Кор.15,12)”. Лебедев выражает свое полное согласие с решением об отлучении Толстого от Церкви и отмечает, что своими лжеучениями “Толстой сам себя отлучает и отрешает от общения с великим сонмом святых.”[22]. Вместе с тем, он выражает надежду на раскаяние Льва Толстого, но прибавляет, что “по человеческим соображениям надежды на это нет никакой”[23].

Как мы помним, отец Лебедева Петр Мефодьевич внушил ему неприязнь к личности митрополита Московского Филарета. Почти всю свою жизнь Алексей Петрович сохранял против святителя предубеждение. Однажды, когда ему было уже шестьдесят два года, случайное обстоятельство толкнуло его перечитать переписку митрополита Филарета, которая   поразила его необыкновенной сердечной теплотой.  После этого Лебедев полностью переменил свое отношение к Филарету. “Митрополит Филарет, писал он, был всегда и во всем велик. Это аксиома: ранее я не занимался Филаретом и не понимал его; но когда прочел его многочисленные письма... я полюбил его всею душею и считаю гуманнейшим человеком, но скрывавшим свою гуманность под маскою официальности”[24]. В другой раз он писал: “Когда, наконец, у нас перестанут измерять Филарета на свой аршин! Это был нравственный гигант, выражаясь по-теперешнему, “сверхчеловек”. Мы все должны повергаться ниц пред этим необыкновенным святителем, а не разбираться в тех сплетнях, которые создали зависть и мелкое самолюбие в надежде найти в них предлог для того, чтобы бросить упрек по адресу первого по значению... истинного пастыря Российской Церкви”[25].

В конце своей жизни Лебедев много сделал для защиты памяти митрополита Филарета от нападок, чем вызвал удивление и недовольство в среде либеральной интеллигенции, тем более, что это было время первой русской революции, “когда ортодоксально-гранитная личность Московского святителя не могла являться притягательною”[26]. В это время из под пера ученого историка в это время вышла работа “В защиту Филарета, митрополита Московского, от нападок историка С.М. Соловьева”, а также изданная Троице-Сергиевой Лаврой брошюра “Великий и в малом митрополит Московский Филарет”, в которой Лебедев обильно цитирует письма святителя, свидетельствующие о его сердечной теплоте, деликатности и внимании к окружающим.

Алексей Петрович выступил с призывом к созданию в Москве Филаретовского общества для изучения жизни и наследия святителя. По этому поводу он писал: “Великий грех лежит на образованном духовенстве (да и на Синоде), что до сих пор мы не имеем  биографии Филарета... По моему мнению, неотложно нужно создать в Москве Филаретовское общество, как существует в Англии Шекспировское общество, а у нас Пироговское. Материалов для изучения хватит на сто лет. Сравните “Воспоминания” Пирогова хотя бы с “Собранием мнений и отзывов” Филарета и вы поймете, кто из них двоих “больше”[27]. К сожалению, Лебедев не успел осуществить свое желание, успев лишь отпечатать призыв к собранию общества.

В 1907 году скончался Константин Петрович Победоносцев, напутствуемый недоброй славой крайнего консерватора и ретрограда. Лебедев, наперекор господствовавшему мнению, публично выказал свое уважение почившему. “К.П.Победоносцев, – писал он, – был умнейший и добрейший человек, о доброте его я сужу по собственному опыту: как второго Филарета не будет в истории Русской Церкви, так другого Победоносцева не будет сидеть на обер-прокурорском кресле в Синоде”[28]. Вместе с тем, Лебедев высказал свою критику по адресу литературной деятельности Победоносцева. “Всякая литературная деятельность архиереев и высокого административного сановника, – писал он, – выходящая за пределы их прямых обязанностей, есть, по моему убеждению, кража, кража того времени, которое они могли употреблять с большей пользой, в интересах своего служебного долга. Победоносцев, углубленный в свое литературничанье, отдал бразды правления лицам, того не заслуживающим. Это  – темное пятно в исторической деятельности почившего великого человека, память которого я, как историк, глубоко и искренно почитаю”[29].

В письме протоиерея Сергея  Константиновича Смирнова, ректора Московской Духовной Академии, к архиепископу Савве (Тихомирову), напечатанном среди мемуаров этого архипастыря, рассказывается, как Победоносцев, посетивший в начале восьмидесятых годов Академию, собрав преподавателей, подверг резкой критике Лебедева и Голубинского.[30] Как видим, несмотря на публичный разнос, Лебедев относился к Победоносцеву без неприязни и с глубоким уважением.

Уделяя громадное количество своего времени занятиям церковной историей, Алексей Петрович Лебедев вовсе не был “ученым затворником”, как Е.Е.Голубинский. Напротив, он всегда считался душою общества и желанным гостем. Как вспоминает А.А.Спасский: “Это была чрезвычайно общительная личность, усвоившая себе все культурные привычки нашего времени. Политическая и общественная жизнь, светская и духовная литература, искусство и театр  – все это глубоко отражалось в его восприимчивой природе и вызывало свой отзвук в его самобытном и оригинальном уме”[31]. В общество он приносил с собой веселье, задор и нескончаемые поводы к дискуссиям, в которых любил блеснуть. “Это был один из самых неуступчивых людей, которых ничем нельзя было заставить замолчать или прижать к стене. Никто не отличался такой способностью по всякому подходящему поводу сказать меткую остроту или привести удачное сравнение, вызывающее у слушателей всеобщий восторг или смех, но и никто не мог так осмеять и изничтожить своего противника, как он” [32].

Много времени Алексей Петрович уделял занятиям со студентами, готовившими под его руководством кандидатские и магистерские работы. В этом он тоже отличался от Е.Е.Голубинского. Евгений Евсигнеевич крайне неохотно соглашался на то, чтобы под его руководством писались кандидатские работы, а о магистерских не могло быть и речи. Поэтому мы не имеем “школы историка Голубинского”. Напротив, А.П.Лебедев тепло встречал тех студентов, которые желали писать под его руководством кандидатскую или магистерскую работу и мог целыми часами обсуждать с ними тему и план работы За двадцать пять лет его педагогической деятельности в Академии под его руководством были написаны и защищены тринадцать магистерских диссертаций. Из них следует отметить работы Н.Глубоковского “Блаженный Феодорит, епископ Кирский. Его жизнь и литературная деятельность”, А.Доброклонского “Сочинение Факунда, епископа Гермианского, в защиту трех глав”, А.Спасского “Апполинарий Лаодикийский. Историческая судьба сочинений Апполинария с кратким очерком его жизни”.

Лебедев до конца жизни сохранил хорошее здоровье. За исключением болезни глаз его ничто не беспокоило. Жизненная сила била в нем ключем, он строил различные планы. Лебедев считал необходимым познакомить русское образованное общество с достижениями западной библейской науки и хотел взять на себя работу по обобщению достижений ветхозаветной критики. Было много и других планов. Но его намерения расстроила неожиданная смерть.

Алексей Петрович заразился рожистым воспалением и сперва не придал этому большого значения, но болезнь перешла на внутренние органы. Врачи решили делать операцию  – вставлять трубку в дыхательные пути, которые были поражены воспалением. Но эта операция оказалась запоздалой и вскоре после нее Алексей Петрович скончался. О его кончине рассказывал его духовник протоиерей П.Н.Сахаров: “Вот какое тяжкое положение случилось со мной, — говорил он мне прерывающимся, затруднительным голосом за несколько часов до смерти, — скажи мне, где выход из моего положения?” Затем через несколько минут, с едва переводимым дыханием, он сказал мне: “помолись за меня”[33]. Это были его последние слова.

Алексей Петрович просил в своем завещании похоронить его как можно скромнее, не делая специальных приглашений архимандритам или архиереям. Но на его отпевание прибыл по собственному почину епископ Анастасий Серпуховской (Грибановский), ученик Лебедева по Академии. Он и возглавил чин отпевания. Погребен Алексей Петрович был на кладбище Московского Андрониковского монастыря, рядом с могилами своих родственников.

В истории русской церковно-исторической науки Алексею Петровичу Лебедеву принадлежит значительное место. Его неустанные и самоотверженные труды имели большое значение для привлечения внимания общества к церковной истории. Его “любовь до самозабвения” к своему делу вызывала уважение и желание подражать, далее совершенствовать русскую церковно-историческую науку. Поэтому имя Алексея Петровича Лебедева должно быть вспоминаемо нами с уважением.

[1] Андреев И.Д. Алексей Петрович Лебедев. (Некролог). - СПб., 1908. - С.9.

[2] Лебедев А.П. Профессор Московской Духовной Академии Иван Данилович Мансветов. - М.,1886. -  С.6.

[3] Лебедев А.П. К моей учено-литературной автобиографии и материалы для характеристики беспринципной критики // Богословский вестник. - № 6. - 1907. - С.404- 405.

[4] Спасский А.А. Профессор Алексей Петрович Лебедев. Памяти почивших наставников. Издание Императорской Московской Духовной Академии ко дню столетнего юбилея. - Сергиев Посад,1914. - С.361.

[5] Лебедев А.П. Церковная историография в главных ее представителях с IV века по ХХ. - М., 1898. - С.512-513.

[6] Спасский А.А. Цит. соч. - С.358.

   [7]  Лебедев был женат на дочери известного московского протоиерея Василия Нечаева (впосл. еп. Костомской Виссарион) Анастасии. Брак этот, однако, распался. В дальнейшем Анастасия Васильевна была супругой Николая Никаноровича Глубоковского.

[8] Глубоковский Н., проф. Памяти покойного профессора Алексея Петровича Лебедева. - Спб., 1908. - С.28.

[9] Андреев И.Д. Цит. соч. - С.9.

[10] Глубоковский Н., проф. Цит.соч. - С.21.

[11] Там же.

[12] Там же. - С.19.

[13] Лебедев А.П. Цит. соч. - С.238.

[14] Андреев И.Д. Цит. соч. - С.4.

[15] Георгий (Тертышников), архим. Жизнь и деятельность Феофана Затворника, епископа Владимирского и Суздальского. - Фессалоники,1994. - С.141.

[16] Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия. - Париж, 1937. - С.374.

 В цитируемой выше статье священник Игорь Экономцев  отмечает характерные  для времени научной деятельности Лебедева особенности русской церковно-исторической науки. Он находит, что Лебедев, как и вся Московская Духовная Академия, должны были пройти через искушения историей. «Первое искушение таилось в том, что объектом научного изучения неизбежно должны были оказаться не просто исторические церковные деятели, а люди , изображения которых мы видим на иконах, которым совершаются службы и к которым мы обращаемся с молитвами. Есть науки, где допустимы ошибки и преувеличения, но здесь любая ошибка и любое преувеличение ведет к соблазну и нечестию. Второе искушение заключалось в чрезмерном повышении роли церковной истории в системе богословских дисциплин. А.П.Лебедев говорил об истории как о матери богословских наук, что, в определенной степени отражало положение, сложившееся  в тот момент в нашей Академии. Такое представление нарушало равновесие между абсолютным и относительным, вело к размыванию абсолютного относительным... Наконец, третье искушение заключалось в том, что стремление к объективному и беспристрастному исследованию истины могло привести и действительно привело не только А.П.Лебедева, но и ряд других историков к попытке встать выше конфессиональных интересов и различий. Но не создавало ли это угрозу эрозии Православия?» (см. Экономцев И., свящ. Историческая школа Московской Духовной Академии.// Вестник Русского Западноевропейского Патриаршего  Экзархата. - №115. – Paris, 1987. – с.207 – 208).

[17] Глубоковский Н., проф. - Цит. соч. - С.29.

[18] Лебедев А.П. Цит. соч. - С.422-424.

[19] Глубоковский Н., проф. - Цит. соч. - С.26.

   [20] Надежду на восстановление Патриаршества Лебедев связывал с предполагаемым Поместным Собором. «Всероссийский собор, - писал он, -  уповательно удовлетворит желание и архиереев, и нашего священства, и историков, и богословов и простого христианского народа видеть снова патриарха на святительском троне... Есть легенда, записанная церковным историком Филосторгием, что река Нил берет свое начало в раю, что затем она скрывается под землею, где и течет под Чермным морем, пока снова не является поверх суши в виде знаменитой египетской реки. Подобное же воспоследует и с нашим русским Патриаршеством» (Лебедев А.П., проф. Зачем бы нам нужен Патриарх ? (Из университетских лекций 1906 года). – Сергиев Посад, 1907. - С.59).

[21] Лебедев А.П. Об участии мирян на соборах. - М., 1906. - С.45.

[22] Лебедев А.П. Взгляд графа Л.Н.Толстого на историческую жизнь Церкви Божией. - Сергиев Посад. 1904. - С.55.

[23] Там же. – С.55.

[24] Лебедев А.П. Три очерка по церковной историографии у нас. - Сергиев Посад. 1907. - С.142.

[25] Там же. - С.134.

[26] Глубоковский Н., проф. - Цит. соч. - С.16.

[27] Лебедев А.П. Три очерка... - С.142.

   К личности и воззрениям святителя Филарета А.П.Лебедев неоднократно обращается также в своей монографии, посвященной выдающемуся церковному историку епископу Порфирию (Успенскому).

 Внимание Алексея Петровича привлекли отзывы святителя о некоторых проектах и поступках Порфирия, относящиеся к 1861 году. Последний, в то время еще архимандрит, будучи на Востоке, загорелся идеей восстановления церковного единства между православными и монофизитами. Он составил проект, содержащий условия воссоединения. Письма с изложением проекта он послал своему петербургскому начальству, а также представителям монофизитских церквей. Святитель Филарет подверг проект справедливой и резкой критике:  «Арх. Порфирий говорит армянскому епископу Григорию: «перестанем употреблять в катихизисах и богословских системах, в проповедях, в разговорах устаревшие и невнятные выражения: два естества во Христе составляют одно естество или одну ипостась. Будем говорить проще и вернее вот так: «Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек, в котором неслитно и неизменно сохранились все свойства Божества и человечества, по соединении их»; как это исповедуете вы, исповедуем и мы. – Разделим то, замечает  м. Филарет, что здесь смешано. «Перестанем говорить: два естества во Христе составляют одно естество», как говорят монофизиты. Хорошо было бы, если бы они перестали. Далее: перестанем говорить: два естества во Христе составляют одну ипостась», как исповедует Вселенский Собор и вся Православная Церковь. Слышите ли? Архимандрит хочет, чтобы мы перестали исповедывать догмат, как исповедали его Вселенские Соборы и как исповедует вся Православная Церковь. Неужели он думает, что Православная Церковь на это согласится? Он говорит, что это «устаревшие, невнятные выражения». Неужели он думает, что догматы составляются? Что Вселенский Собор не умел выразить православное учение – внятно?» (Лебедев А.П. Преосвященный Порфирий Успенский. (По поводу столетия со дня его рождения: 1804 – 1904). – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1904. - С.20-21). Интересен и ироничный отзыв святителя Филарета по поводу письма Порфирия Успенского коптскому патриарху: «Архимандрит в письме к коптскому патриарху «обещает прислать ему веник для очищения коптской патриархии от старой пыли». Такое выражение, пишет святитель, было бы прилично, если бы писал комнатный служитель, у которого веник, находясь часто в руках, зашел наконец и в голову» (Там же. - С.19).     

[28] Лебедев А.П. Три очерка... – С.142.

[29] Там же.  - С.142.   

   [30] Савва (Тихомиров), архиеп. Тверской. Хроника моей жизни: Автобиографические записки. – Сергиев Посад, 1907. – Т. 7.: 1883 – 1885. – С.291.

[31] Спасский А.А. Цит. соч. - С.373.

[32] Там же.

[33] Сахаров П., прот. Слово перед отпеванием профессора Императорского Московского Университета, действительного статского советника Алексея Петровича Лебедева // Душеполезное чтение. - № 8. -1908. С.585-586.