Духовное образование в 19-20 веках

В самом начале 19 века духовная школа была реформирована. Духовное образование затем еще несколько раз подвергалось реформам, но все последующие уже  не имели такого принципиального значения, - строй духовного образования, каким он сложился в начале 19 века оставался в основных своих чертах неизменным до революции, до крушения старой Российской Империи. Что же было реформировано?

Прежняя духовная школа была единой школой, которая давала полное образование. Иначе говоря, не было разделения на образование среднее и высшее. В нее были включены даже элементы начального, низшего образования. Так что cеминария и академия, какими они были в 18-м столетии, отличались не тем, что академия выстраивалась над семинарией, но обозначение духовных школ академией было просто свидетельством ее высокого ранга, а классы были одни и те же, с теми же самыми названиями, что в семинарии. Одни и те же  учебные планы, принципиально одни и те же программы. Конечно, в академиях были лучшие педагогические, ученые силы, поэтому уровень образования в Киевской и Московской духовных академиях,  был, естественно, выше, чем в провинциальных семинариях. В 1808 году училищная комиссия, в которую входили как государственные сановники: статс-секретарь  Сперанский, обер-прокурор Святейшего Синода князь Голицын, так и другие высокопоставленные иерархи: митрополит Амвросий (Подобедов), который тогда был первенствующим членом Синода, митрополит Платон, архиепископ Феофилакт (Русанов), - эта комиссия выработала проект нового устройства системы духовного образования. Оно было разделено на несколько ступеней: приходское училище, дающее начальное образование, затем духовное училище (образование, которое оно давало, можно назвать неполным средним), затем духовные семинарии и наконец духовные академии. По сути дела, учебные планы и программы старых семинарий и академий одинаково были признанными, достаточными или более-менее соответствующими тому, что стало тогда средним богословским образованием или семинарским, а уже академическое образование должно было выстраиваться над ним. В результате этого в реформированные духовные академии могли поступать только те, кто это полное образование получил. Этот опыт было решено воплотить в жизнь (начиная с 1809 года) в Петербургской академии, и уже в 1814 году успехи были очевидными. Надо сказать, что учебные планы и программы духовных академий, новых, реформированных академий, ориентировались отчасти на новые европейские богословские факультеты, в особенно Германии, в то время, как строй образования нашей старой семинарии 18-го столетия, (он таким же был и в академии) все таки оставался более связан с католическими школами эпохи контрреформации.

При решении вопроса о характере духовного образования и необходимых изменениях ставилась такая актуальная проблема, как язык преподавания. Хотя, были и сторонники перехода на русский язык в обучении, но все-таки большинство членов комиссии  сочли тогда такой шаг слишком радикальным. Митрополит Платон, в частности, отстаивал необходимость сохранения преподавания на латинском языке. Тем не менее, хотя решение о переходе на русский язык обучения принято не было, когда разрабатывалась реформа, путь к такому постепенном переходу на русский язык был открыт, и фактически в 20-30 годы этот переход был осуществлен. С тех пор латинский язык оставался языком, которому обучали, которому придавалось немалое значение, но само преподавание велось уже на русском.

Развивая эту тему, можно сказать следующее: конечно, с одной стороны в этом была необходимость, потому что наука европейская и богословская наука были в основном на латинском языке, святые отцы переведены  были на славянский язык только во фрагментах, греческие тексты отцов были малодоступны, потому что уже в России в конце 17-го века было очень и очень мало, и это были, в основном, выходцы из Киева, кто знал греческий язык, но ученые монахи знали латинский язык и поэтому, они могли научить и многих других. Таким образом, серьезное изучение святых отцов могло тогда быть только на латинском языке. Другое дело, что база была подготовлена и  появились научные силы, которые могли осуществить перевод святоотеческих творений на язык русский. Но с другой стороны преподавание на латинском языке отрывало богословское школьное мышление учащихся студентов от реальной церковной жизни. Латинский язык -  это ведь не просто иностранный язык, иностранный язык можно, занимаясь им с юности, с детства, занимаясь усердно, особенно если жить в иноязычной среде, освоить так, как знают свой родной язык, но латинский язык – это то, что называется, мертвым языком. На латинском языке постепенно перестали говорить в первом тысячелетии от Рождества Христова, он трансформировался в итальянский, испанский, французский язык. Нигде в Европе не рождался латиноговорящий – матери, няни, отцы с детьми говорили на национальных языках. Так что это был исключительно школьный язык, язык Католической церкви, и он стал языком богословской науки в России. Поэтому свободно богословски мыслить, все-таки, на языке, даже хорошо освоенном, но не родном было затруднительно. Сама богословская мысль поневоле встраивалась в какие-то заученные формулы, и это сковывало богословскую мысль, тем более затрудняло проповедь Евангелия пастве на родном языке. Вот такая проблема постепенно стала решаться.

Говоря о самом характере духовного образования, нам надо сказать, что оно в основах своих мало изменилось в девятнадцатом веке, потому что дальнейшие реформы имели частное значение. Приходские училища, которые тогда решено было устроить, они, можно так сказать, не очень привились, потому что те приходские училища – это совсем не приходские школы кон. 19-го – нач. 20-го века. Приходские школы конца девятнадцатого, начала двадцатого века – это школы для крестьянских детей, которые существовали параллельно земским школам. Приходские же училища, планировавшиеся в начале 19-го столетия, отчасти были открыты для выходцев из других сословий, но понимались как начальные школы для детей духовенства. По традиции начальное образование дети духовенства получали в основном дома, и поэтому училища более-менее зачахли. Таким образом, по-настоящему духовное образование школьное для большинства детей духовенства начиналось с поступления в духовное училище. Так продолжалось и в ту пору, когда приходские школы существовали. Как правило, священники вели Закон Божий, иногда и другие предметы в приходской школе, но своих детей они в приходскую школу почти никогда не отдавали, потому что уровень знаний, требуемый от поступающего в духовное училище был значительно выше, чем преподаваемый в приходских или земских школах. Между начальным образованием в России и средним образованием, во всех его формах, будь то гимназия, реальное училище, духовное училище, - лежала пропасть. Получивший образование в земской или приходской школе обычно был не в состоянии сдать вступительный экзамен (он должен был написать текст на две-три странички, сделав не более трех- четырех ошибок, чтобы его приняли в духовное училище, показать достаточно твердые знания Закона Божьего, умения читать по-славянски). Это обстоятельство косвенным образом способствовало тому явлению, что духовная школа, хотя она формально не обозначалась как школа исключительно сословная, кастовая, для детей духовенства, но фактически, даже после того, как возможность поступления в нее, в ходе реформ шестидесятых годов, для иносословных лиц была расширена, она оставалась все-таки школой для детей духовенства. В связи с этим возникала очень серьезная проблема, негативно влиявшая на духовно-нравственную обстановку в семинарии или училище. Дело в том, что священнослужители до реформ 60-х годов формально были в высшей степени ограничены в возможности отдавать детей, скажем, в гимназию; после реформ они смогли свободно отдавать детей в гимназию, но гимназия предполагала плату, которая была не доступна обычному сельскому священнику. Поэтому, если даже дети духовенства, не собирались в будущем становиться священниками, они получали среднее образование в семинарии.

Таким образом, в семинарии, может быть, половина учащихся собиралась идти по стопам своих отцов – служить Богу и Церкви священниками, другая же половина этого делать не собиралась. Конечно, среди этой другой половины были люди, склонные к разного рода наукам и усердно занимавшиеся химией, физикой, историей, филологией и чем-то в этом роде, это - «слава Богу». Но был и элемент, в общем-то, весьма мало определившийся относительно своего будущего, и вот этот элемент составлял такую очень удобную почву для всякого рода антигосударственной  и антицерковной пропаганды, это был «бродильный» элемент в семинарии. 

Поэтому, в конце 19-го века, начале 20-го века все более и более осознавалась необходимость реформы всей системы духовного образования. Эти мысли, которые тогда в церковной среде обсуждались и развивались, они наилучшим образом отразились в отзывах епархиальных архиереев на материалы Предсоборного Присутствия. Дело в том, что в 1905 году началась практическая подготовка Поместного Собора. Императорским манифестом, было открыто Предсоборное Присутствие, вырабатывались проекты решений предстоящего Собора и эти материалы рассылались по епархиям, ну а от правящих архиереев затребованы были отзывы.   Эти отзывы иные архиереи сами составляли, иные поручали священнослужителям, способным ученым, церковно-общественным деятелям своих епархий, и эти отзывы отражают церковную мысль по самым разным вопросам церковной жизни, какой она была тогда, в начале 20-го века. Что касается духовного образования, то идея была более или менее единодушно выражена: нужно, чтобы духовная школа перестала решать две разных задачи: давать среднее образование детям духовенства на льготных условиях, и одновременно с этим - быть школой пастырской, готовить кандидатов в священство. Поскольку это разные задачи, то и целесообразно было, высказывались в своих отзывах архиереи, разделить эти задачи на школы разных типов.

Однако каждая реформа, для того чтобы быть осуществленной, должна иметь финансовое обеспечение, а в казне российской не было средств для создания многих новых школ. Для такого разделения, для того чтобы вместо прежней семинарии, которая обычно было в каждой епархии, открыть и еще одну гимназию (а гимназия тоже, обычно, в таких провинциях было не много больше, чем одна), да еще и пастырскую школу отдельно, - это требовало средств, которыми казна не располагала.  Поэтому эти здравые, выношенные из опыта жизни идеи осуществлены не были до самой революции,  катастрофы старой Российской Империи.

Было упомянуто, что проводились разного рода частные реформы в 19-го века. Так в конце 30-х годов по инициативе обер-прокурора Протасова проведена была некоторая коррекция учебных планов. Протасов считал, что в семинариях слишком много теоретических предметов, и самые предметы, которые необходимы, слишком перегружены теоретическим материалом - это касалось как общеобразовательных, так и специально-богословских дисциплин.

Ему возражал, и отчасти не без успеха, митрополит Филарет, который считал недопустимым значительное снижение общеобразовательного уровня в семинариях. Конечно, он соглашался, что незнание богословия догматического, в том объеме, в каком его дает семинария, незнание общеобразовательных предметов, например философии, - прямым образом сельскому священнику в его проповедническом служении, в его духовничестве,- не нужно, потому что на эти темы ему не с кем разговаривать в своем приходе. Но святитель считал, что так или иначе, богословско-образовательный уровень священника все равно сказывается, проявляясь в его пастырском служении, имеет значение и тогда, когда приходится обсуждать темы, которые ему хорошо известны.

Но ставился этот вопрос святителем Филаретом и в более практической плоскости. Он говорил, что выпускник семинарии - это абитуриент академии, а академия должна готовить богословов, церковных ученых, и если в семинарии он не получит надлежащей фундаментальной базы, то он будет затруднен в получении образования, уже в стенах  духовной академии. Надо сказать,  что эти проблемы до сих пор остаются актуальными и живыми.

В шестидесятые годы 19-го века реформа затронула и семинарию, и академию, может быть, в особенности академию. В академию тогда были введены элементы специализации, кроме того, был значительно поднят уровень требования к диссертациям. Если раньше магистры богословия получали свою степень просто на том основании, что они были лучшими выпускниками по учебным успехам, то с конца шестидесятых годов, эти учебные успехи давали только звание магистранта, то есть право написания магистерской диссертации без дополнительной сдачи экзамена, в то время как выпускники духовных академий, обычные кандидаты богословия, чтобы потом писать магистерскую диссертацию должны были сдать дополнительные экзамены.

Во время революции духовное образование в России было фундаментально разрушено, после издания декрета об отделении Церкви от государства прекратилось финансирование духовных школ, которые раньше содержались из казны. В условиях разрухи, нищеты, царивших в стране во время гражданской войны, не на что было эти школы содержать. Какие-то  опыты продолжения образования в частном порядке предпринимались, но они не состоялись. Затем очень скоро начались репрессии против профессоров и студентов. Фактически, к концу гражданской войны не было в России больше ни семинарий, ни академий. Правда, в двадцатые годы существовал  Богословский институт, а потом пастырские курсы в Петербурге, Петрограде, но и этот опыт имел кратковременное существование.

По-настоящему возрождение духовного образования  началось с конца войны, когда были приняты принципиальные решения на этот счет, собственно, уже в 1943 году, а фактически после войны.  В начале созданы были пастырские курсы, Богословский институт, которые существовали в Москве, на территории Ново-Девичьего монастыря. В основание этих духовных школ были положены идеи, высказанные в отзывах епархиальных архиереев в начале двадцатого века, конечно, применительно уже к совсем-совсем другой реальности. Затем переименовали пастырские курсы в духовную семинарию, Богословский институт в духовную академию, которые переведены были в Лавру. Открылась еще духовная академия и семинария в Питере, тогда Ленинграде, и в послевоенные годы у нас существовало восемь семинарий, большая часть из них была закрыта во времена хрущевских гонений. Так вот, с тремя семинариями и двумя академиями и существовала Русская Церковь от начала шестидесятых, до конца восьмидесятых, в течение тридцати лет.

Совершенно новый период в истории Церкви, духовного образования, как и в истории страны в целом, начался на рубеже восьмидесятых. Сейчас мы имеем вполне достаточное число духовных академий, их у нас даже больше чем было в дореволюционное время – пять. Надо сказать, несмотря на грандиозные усилия, успех, который мы имеем, нельзя сказать, что уровень духовных академий вполне сравним с уровнем духовных академий дореволюционного времени. Но возможность восстановить, хотя с учетом обстоятельств совсем другого времени, тот уровень реально существует, и мы действительно к ней приближаемся.  Семинарий у нас сейчас в два раза меньше, чем было в дореволюционной России, но, в общем, изрядное число, - примерно тридцать, а так же духовные училища. Так что, общее число духовных школ приближается к сотне.

Сейчас наша система духовного образования  переживает реформу. Семинария, семинарское образование в основных своих чертах реформировано. Если семинария, возобновленная в послевоенные годы, была четырехлетней   школой, то теперь это пятилетняя школа. Мы полагаем, что наша духовная семинария является полноценным, высшим, специальным, богословским учебным заведением. В самом таком процессе реформирования наша духовная академия, главные идеи той реформы, которая осуществляется, уже второе десятилетие началось, заключается еще и в том, что духовная академия должна стать специализированной богословской школой, школой, которая впрямую готовит церковных ученых. Поэтому как раз в этом году, когда заканчивают уже реформированную академию первые студенты, обучавшиеся по новым учебным планам, мы собираемся значительно поднять требование к кандидатским диссертациям, которые они пишут при завершении обучения. Уже сейчас у нас в Московской духовной академии существует четыре специализации: богословская, библейская, церковно-историческая и церковно-практическая.