К 80-летию исповеднической кончины священномученика Игнатия (Садковского; 21 октября 1887 — † 9 февраля 1938)

Священномученик Игнатий (в миру Сергей Сергеевич Садковский) родился 21 октября 1887 года в Москве в семье священника Сергея Максимовича Садковского. Он был первенцем в большой дружной семье, где было восемь детей (Ольга — 1894 г. р., Лев — 1896 г. р., Наталья — 1899 г. р., Ксения — 1901 г. р., Петр — 1903 г. р., Григорий — 1905 г. р. и Михаил — 1907 г. р.). Дед епископа Игнатия священник Максим Ильич Садковский окончил Вифанскую семинарию и служил в церкви св. вмч. Димитрия Солунского с. Дарки Бронницкого уезда Московской губернии. Сергей Максимович Садковский, отец священномученика, в 1874 году окончил курс Перервинского духовного училища и поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1880 году по первому разряду. В 1884 году он окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. В конце учебного года им были прочитаны три пробные лекции по Российской гражданской истории («Причины, вызвавшие и способствовавшие развитию Смутного времени на Руси в начале XVII века»), древней гражданской истории («Государственная деятельность Перикла и ее последствия») и по новой гражданской истории («Магомет — религиозный реформатор»). Лекции были признаны удовлетворительными, и 10 мая он подал ректору академии протоирею Сергею Константиновичу Смирнову прошение о содействии в назначении его на должность учителя гражданской истории или помощника смотрителя духовного училища в Московском округе. 5 октября 1884 года он был рукоположен во священника к церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы при Мариинском приходском училище на Софийской набережной. С 1889 года отец Сергий служил в Георгиевской на Всполье церкви. В феврале 1892 года он подал в Совет академии на соискание степени магистра богословия написаннную и опубликованную им в 1891 году книгу «Артемий, игумен Троицкий»[1]. С 1905 года отец Сергий — священник Петропавловского храма на Новой Басманной, благочинный 3-го отделения Сретенского сорока; с 1906 года — в сане протоиерея; с 1911 года — настоятель храма Софии-Премудрости Божией на Лубянке.

Его сын, Сергий, будущий епископ, девятилетним мальчиком был определен в 1897 году в Заиконоспасское духовное училище, которое окончил в 1901 году. В 1907 году он окончил Московскую духовную семинарию по первому разряду и поступил в Московскую духовную академию. В академии Сергий с усердием изучал творения святителя Игнатия (Брянчанинова). Изучение трудов знатока монашеского делания святителя Игнатия, непосредственное духовное водительство старца Зосимовой пустыни иеросхимонаха Алексия (Соловьева), воспитание в благочестивой семье, собственное стремление к монашескому образу жизни — все это привело Сергия к отречению от мира. 11 декабря 1910 года он был пострижен в мантию с именем Игнатий, в честь священномученика Игнатия Богоносца и в память тогда еще неканонизированного святителя Игнатия (Брянчанинова).

Священноинок, постригший его в монашество, так напутствовал его в день пострига: «Возлюбленный брат и отец Игнатий! Преосвященный Феодор благословил мне постричь тебя и дать тебе это имя. Имя твое — Игнатий — в честь священномученика Игнатия Богоносца — 20 декабря и в память святителя Игнатия (Брянчанинова), о котором ты пишешь сочинение. Теперь скажу тебе от себя малое слово. Между вопросами и ответами при пострижении ты принял заповедь о всегдашней постоянной молитве Иисусовой, для чего тебе дан меч духовный (четки). Это — первое твое делание будет отныне как монаха. Об этой молитве говорит Слово Божие. В Евангелии Спаситель говорит: “именем Моим бесы ижденут” (Мк. 16, 17). А в каждом человеке много страстей и других неподобных помыслов, в Псалтири сказано: обыдоша мя пси мнози (Пс. 21, 17). Отцы толкуют, что это говорится о помыслах. Еще сказано: обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им (Пс. 117, 11). А имя-то Господне и есть Сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, которое мы непрестанно должны повторять, творя молитву Иисусову. И еще сказано в 19-й кафизме: дщи Вавилоня окаянная… блажен, иже возьмет и разбиет младенцы твоя о камень. Камень — это Христос, а младенцы — блудные, нечистые помыслы. Как только что явятся помыслы, твори молитву Иисусову: “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго”. И Господь поможет тебе побороть их. Молитва Иисусова очищает нас. Как солнце ходит над землею, высу­шивает болотистые и скаредные места, так и Сладчайшее имя Господа Иисуса Христа, если ты навыкнешь его повторять непрестанно, будет иссушать все твои помыслы и страсти, очистит твою душу и тело. Это твое первое делание отселе, как монаха.

И еще тебе необходимо всегда помнить смирение и самоукорение. Ты должен научиться постоянно видеть свои грехи и недостатки и не превозноситься над другими, а всегда себя укорять, чтобы почитать себя грешнее всех, во всем обвинять себя и никого не осуждать, чувствовать, что ты хуже всех, и не оправдывать себя, что в твоих грехах виноваты другие. И так непрестанным смирением, самоукорением соблюдай себя от гордости. Ты — ученый и можешь своею ученостию возгордиться пред простецами. Когда придут тебе на сердце такие помыслы, вспомни, что монаху нужно иметь самоукорение и считать себя хуже всех. “Господь гордым противится, смиренным же дает благодать” (Притч. 3, 34; Иак. 4, 6). Пришли однажды старцы к авве Антонию, и с ними был авва Иосиф. Старец, желая испытатьих, предложил им из­речение из Писания и начал спрашивать каждого, начав с младшего, что значит сие изречение. Каждый говорил по своим силам; но старец каждому отвечал: “Нет, не узнал”. После всех он говорит авве Иосифу: “Ты что скажешь о сем изречении?” — “Не знаю”, — отвечал авва Иосиф. Авва Антоний говорит: “Авва Иосиф попал на путь, когда сказал: не знаю” (Достопамятные сказания об авве Антонии, 17).

Помни, молитва Иисусова и самоукорение, смирение спасут тебя от многих скорбей. Где бы ты ни был, заботься о чистоте сердечной чрез само­укорение и молитву Иисусову, и ты всегда будешь с Господом, как царь и пророк Давид говорит: предзрех Господа предо мною выну (Пс. 15, 8). Когда тебе будет тяжело, будут скорби, тотчас начинай молитву Иисусову и смиряй себя, и тебе скоро станет легче. Когда все это будешь исполнять, то “возрадуется” и возвеселится “сердце твое”, ты обрящешь мир и покой в душе твоей, и “радости твоей никто не возмет от тебя” (Ин. 16, 22).

Потом имей послушание и отсечение своей воли, которое нас оправды­вает пред Богом. “Христос был послушлив даже до смерти, смерти же крестныя” (Флп. 2, 8). Много было земных мудрецов, и учения их были весьма высоки. Но до той мысли, чтобы смирить себя, никто не дошел. Только Христос явил Сам образ смирения и научил подражать Ему. Потому “Бог и превознесе Его и дарова Ему Имя, еже паче всякого Имене” (Флп. 2, 9). Только послушный преуспеет во всяком делании монашеском. Без послушания мы не спасаемся. Будь послушен наипаче начальникам — Преосвященному, старцу. А теперь поздравляю тебя: “Что ти есть имя?”»[2].

23 января 1911 года монах Игнатий был рукоположен в сан диакона. В том же году он окончил духовную академию со степенью кандидата богословия за сочинение «Преосвященный Игнатий Брянчанинов и его аскетическое мировоззрение» объемом 712 страниц, опубликованную затем в сокращенном варианте в 1912 году под названием «В поисках Живого Бога». Оба оппонента, ректор академии епископ Феодор (Поздеевский) и экстраординарный профессор Д. И. Введенский дали положительные, правда, с некоторыми замечаниями, отзывы[3]. Следует отметить, что брат отца Игнатия иеромонах Герасим (Садковский) в 1914 году также окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия, защитив работу «Христианство в понимании восточных аскетов. (Опыт систематизации аскетических идей отцов IV века)»[4]; в 1920 году он скончался, будучи наместником Данилова монастыря.

31 июля 1911 года иеродиакон Игнатий был рукоположен в сан иеромонаха.

7 августа 1911 года он получил направление в Томскую Духовную семинарию для преподавания гомилетики, литургики и практического руководства для пастырей. По болезни он не смог выехать к месту службы и 31 августа подал в Совет Московской духовной академии прошение о назначении его помощником библиотекаря в случае вакансии. В то же время, 2 сентября, было подано прошение помощника библиотекаря Николая Боткина об освобождении его от должности из-за тяжелой болезни. 28 ноября указом Святейшего Синода иеромонах Игнатий был утвержден в должности помощника библиотекаря.

26 января 1912 года он был награжден набедренником, а 6 мая 1913 года — наперсным крестом.

Будучи помощником библиотекаря Академии, иеромонах Игнатий «для непрестанного возогревания в себе любви к Богу… поступил в Зосимову пустынь под непосредственное духовное руководство старца затворника иеросхимонаха Алексия, которому предал всего себя в послушание. Последний обучил его иноческим подвигам и, главным образом, откровению помыслов старцу и Иисусовой молитве»[5].

После удаления епископа Феодора (Поздеевского), бывшего особым почитателем протоиерея Сергея Максимовича Садковского и, соответственно, имевшего расположение к его сыну, с поста ректора академии 1 мая 1917 года и назначения его управляющим Даниловым монастырем с временным пребыванием до осени в стенах академии ушел из академии и иеромонах Игнатий. 30 ноября он был принят в число братии Данилова монастыря, а 29 декабря 1917 года подал в Совет академии просьбу освободить его с 1 января 1918 года от должности помощника библиотекаря академии[6].

В Даниловском монастыре епископ Феодор пытался создать богословские курсы для подготовки священнослужителей, здесь вокруг него сформировалась сугубо консервативная «даниловская» группировка из церковных иерархов, которую, Святейший патриарх Тихон шутливо именовал «Конспиративным Синодом»^[7].

Иеромонах Игнатий был назначен духовником братии и гробовым иеромонахом у мощей святого благоверного князя Даниила Московского.

5 апреля 1920 года отец Игнатий, по возведении в сан архимандрита, был хиротонисан Святейшим Патриархом Тихоном во епископа Белевского, викария Тульской епархии.

Перед наречением во епископа архимандрит Игнатий обратился к Святейшему Патриарху Тихону и архиереям с речью:

«ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! Ваше Святейшество, Богомудрые Архипастыри и Отцы Церкви Христовой!

Совершенно неожиданно достигла до меня весть о том, что я призываюсь к служению святительскому. Моя юность для служения архиерейского, моя неопытность в отношении жизни монашеской, духовной заставляют меня содрогаться при мысли о том, что я должен спасать не только себя, а и других, наипаче о том, что я должен отвечать перед Богом не за свои только грехи, а и за грехи других. Скажу прямо: назначение мое в архиереи застигло меня врасплох. И сейчас я не могу собрать своего ума и сердца, чтобы ясно и отчетливо понять, что мне готовится, что меня ожидает. Духовная немощь, переживание этой немощи, постоянный плач о грехах или постоянное укорение себя — вот в чем доселе я полагал если не делом, то, по крайней мере, мысленно, принципиальную сущность своей монашеской жизни. И этих немощей, этих неисправностей в отношении монашеском я находил у себя очень много. Нечего говорить о духовном опыте, тем более об опыте административном, который как раз потребен епископу. Ни первого, ни второго я никогда не имел. И вот на таком своем духовном бессилии я возвожусь на высокий пост служения святительского. Я опасаюсь, что я буду недостойным помощником Архипастыря Тульской церкви на ниве Христовой. Усердно прошу Вас, Святители Божии: возлагая на меня свои архиерейские руки для низведения благодати Святаго Духа, прострите о мне Ваши молитвы, чтобы благодать архиерейства не послужила в суд и в осуждение моей грешной душе и не навлекла бы на меня грозного прещения Судии: “Не вем тя” (Мф. 25, 12). Аминь»[8].

«Назначение на епархию, — писал митрополит Мануил (Лемешевский), — он принял со скорбью, ему не хотелось расставаться с обителью и, особенно, со старцем о. Алексием, с которым он имел постоянное общение, однако, повинуясь воле Божией, хоть и со слезами, отбыл к месту своего назначения. Началась новая жизнь в тесном общении с людьми»[9].

Сначала епископ Игнатий приехал в Тулу, где некоторое время замещал епископа Тульского и Белевского Иувеналия (Масловского). Приблизительно через три-четыре месяца он уехал в Белев. Из Белева епископ Игнатий несколько раз бывал в Туле по делам епархии[10].

Деятельность епископа Игнатия в Белеве в 1920–1923 годах была многогранна и объемна. По приезде в Белев он обратил внимание на нравственное состояние сестер Белевского Крестовоздвиженского монастыря, между которыми были разногласия, не было взаимной любви, господствовали ссоры, сплетни и клевета. Епископ Игнатий сам лично расследовал причины расстройства монастырской жизни. Под его мудрым руководством мирная жизнь в монастыре была восстановлена[11]. Владыка часто служил в церквах Белева и Белевского уезда, о чем свидетельствуют клировые ведомости церквей г. Белева и Белевского уезда за 1920–1922 годы, хранящиеся в 562-м фонде Государственного архива Тульской области. В Белевском Спасо-Пребраженском монастыре он всеми силами старался удержать братию от перехода на приходы. Так, 16 мая 1920 года он отказал во временном откомандировании в распоряжение благочинного церквей Белева иеродиакона Сергия (Евсеева), заметив, что монастырь нуждается в служащих, что наместник будет удовлетворять просьбу причтов и церковных старост и посылать для служения иеромонахов монастыря^[12]; 17 июня 1920 года отказал прихожанам Покровской церкви с. Сухочева в назначении иеромонаха Серафима (Жердева) настоятелем прихода, ранее временно отпущенного из-за крайней голодовки в монастыре на непродолжительное время за условную плату в пуд муки, поставив вопрос епархиальному совету «Удобно ли монаху занимать приход?..». В свою очередь и наместник монастыря игумен Феодорит (Лишенко) подал запрос в Тульский епархиальный совет о немедленном возвращении в монастырь иеромонаха Серафима^[13]. В годы ликвидации монастыря и разорения его в ходе кампании по изъятию ценностей (1921–1922 годы) епископ Игнатий вместе со своей сподвижницей Т. Н. Стоговой, заведующей музеем, образованным в стенах монастыря в 1921 году, рассматривал существование музея и устройство при нем на работу монашествующих в качестве одного из способов сохранения монастырской жизни в стенах древней обители

Будучи временно управляющим Тульской епархией и находясь в городе Туле (во время нахождения епископа Тульского и Белевского Иувеналия (Масловского) в тюрьме), епископ Игнатий в письмах к Т. Н. Стоговой в Белев находил слова ободрения, утешал ее в трудностях, встававших на ее пути, советовал, как следует поступить в том или ином случае Его письма-ответы, адресованные Т. Н. Стоговой, проникнуты любовью к обители. До наших дней дошли два таких письма, написанные владыкой весной 1922 года, когда монастырское имущество подверглось варварскому разграблению в процессе кампании по изъятию церковных ценностей. «Досточтимейшая Татьяна Николаевна! — писал он ей 28 апреля 1922 года. — Мир Вам и Божие благословение! Спаси Вас, Господи, за заботу об обители. Позаботьтесь и впредь. Благослови и помоги Вам, Господи! Видно воля Божия была, чтобы потерпеть нашей обители… Но будем уповать на милость Божию и не покладать наших рук. Время теперь поговорить с верующими о положении наших зданий и устроении келий. Поговорите и с о. наместником и с прочими, с кем нужно. Я думаю, Вы собираетесь в Москву к Е. М. Сабининой о положении дела. Передайте ей (когда будете писать в Москву) мой поклон и благословение. Храни Вас, Господи»^[14]. 19 мая 1922 года Владыка написал следущее: «Досточтимейшая Татьяна Николаевна! Мир Вам и Божие благословение! С душевным усердием читаю Ваши письма из обители. Принципиально согласен с Вашими действиями. Бог Вас благословит и укрепит на дальнейшее. Чувствую и вижу Ваши скорби. Не смущайтесь, когда терпите неудачи. Да это (скажу больше) так и должно быть: при всяком деле во имя Божие пойдут козни и даже насмешки. Но, да не смущается Ваше сердце!.. Я думаю, когда приедет Елена Михайловна Сабинина, Вам будет легче и определеннее. Хорошо, если бы она скорее приехала. Шлю ей Божие благословение и поклон. При случае скажите ей или напишите, если будете ей писать. Духом я с Вами и в родной обители. Но, действуя по Божьи и по совести, не смущаясь и не устрашаясь, все-таки держите правило: “будьте мудры яко змия”. Можно действовать не горячась, даже иногда незаметно, не торопясь, но зато планомерно. Спросите о. Георгия. Пусть он Вам объяснит смысл моих слов: “невольник не богомольник”. Всякое дело ценнее и крепче, когда оно бывает от сердечного произволения, нежели от принуждения…»^[15].

В мае 1922 года группа реформаторски настроенных священников узурпировали церковную власть и объявили о создании Высшего Церковного Управления (ВЦУ), руководителем которого стал епископ Антонин (Грановский), возведенный обновленцами в сан митрополита.

18 июня было образовано обновленческое Тульское епархиальное управление. 22 августа 1922 года последовал указ ВЦУ прекратить возношение имени Патриарха Тихона за богослужениями. В это время создаются автокефальные, без подчинения ВЦУ, церковные управления. Радикальные антиканонические нововведения обновленцев в августе 1922 года привели к разрыву с ВЦУ и в других епархиях. 13 сентября 1922 года Владимирская епархия перешла на автокефальное управление. В это же время создается Белевская автокефалия.

После передачи в июне 1922 года управления епархией епископу Виталию (Введенскому), возглавившему обновленческое Тульское епархиальное управление, епископ Игнатий уехал в Белев и поселился в Спасо-Преображенском монастыре.

К Советской власти, по сведениям уполномоченного ГПУ по Белевскому уезду, епископ Игнатий относился лояльно^[16].

В конце июля 1922 года белевским духовенством был избран церковный совет под председательством епископа Игнатия. 27 июля собрание белевского духовенства решило не принимать мер к проведению идей новой церкви и противодействовать ей впредь до получения распоряжений от предстоящего Всероссийского Церковного Собора[17].

На съезде белевского духовенства 29 сентября, собранном уполномоченным ВЦУ протоиереем В. М. Никольским для популяризации идей обновления и подготовки духовенства и народа к грядущему съезду духовенства Тульской епархии, епископ Игнатий выступил в защиту патриаршества, и было принято решение воздержаться от посылки делегатов на епархиальный съезд в Тулу. На следующий день, 30 сентября, епископ Игнатий направил в Тулу и во все благочиния епархии обращение с призывом не починяться епархиальному обновленческому управлению[18]. Послание епископа Игнатия облетело все благочиния Тульской епархии. В уголовно-следственных делах многим священнослужителям ставилось в вину чтение и хранение посланий епископа Игнатия. В 1922 году протоиерея Василия Петровича Бельковского, настоятеля церкви святителя Николая на Ржавце г. Тулы, органы ГПУ обвиняли в том, что он читает послания епископа Игнатия прихожанам, однако, следствию не удалось установить, каким путем и кем привезены и розданы послания. В духе святого апостола Павла составленные епископом Игнатием послания ободряли, воодушевляли духовенство и мирян. Друг другу передавали они, как некую драгоценность, его письма и в ответ благодарили его за создание православной общины, за твердое стояние в Православии[19].

Неудавшиеся попытки обновленцев путем переговоров склонить на сторону раскола белевское духовенство переросли в беспощадную борьбу властей, органов ГПУ и обновленцев с «Белевской автокефалией». Органы ГПУ следили за общиной и собирали информацию о ней, а перешедщие в обновленчество епископ Виталий (Введенский) и протоиерей В. М. Никольский часто посещали Тульский губотдел ГПУ с целью доносов на духовенство тихоновской ориентации. Однако, бесстрашие и твердое стояние в вере епископа Игнатия повергало в замешательство сотрудников обновленческого епархиального управления, так что протоиерей В. М. Никольский 8 октября 1922 года вынужден был подать в Тульский губотдел ГПУ заявление, в котором снимал с себя ответственность за происходящее в Белевском уезде в связи с деятельностью епископа Игнатия[20].

11 октября съездом духовенства Тульской епархии Высшее Церковное и епархиальное управления были признаны[21].

12 октября 1922 года на съезде белевского духовенства, монашествующих и мирян была признана еретичность новой церковной власти и организовано Белевское церковное правление под названием «Белевская Православная община духовенства и мирян церковного обновления на основании Священного Писания и Священного Предания» или «Белевская автокефалия», как выразился протоиерей-обновленец В. М. Никольский. Однако идеи белевской общины были далеки от обновленческих нововведений. Белевское духовенство отказалось подчиняться епархиальному управлению и приняло решение руководствоваться своим[22]. Белевское церковное правление, воглавляемое его председателем — епископом Игнатием, стало единственным административным органом в епархии, находившимся в каноническом единстве со Святейшим Патриархом Тихоном.

Белевское духовенство постепенно склонялось к союзу с обновленческим епархиальным управлением. И епископ Игнатий принял решение организовать новую общину — в стенах Спасо-Преображенского монастыря. 8 ноября, в 6 часов вечера, в монастыре происходило собрание монашествующих белевских монастырей по поводу организации «церковной строго православной общины». Председательствовал игумен Феодорит (Лишенко), секретарь — иеромонах Георгий (Садковский), брат епископа Игнатия. Собрание открыл игумен Феодорит, который призвал собравшихся остаться верными Православной Церкви и образовать церковную Спасо-Преображенскую общину. Иеромонах Георгий (Садковский) сказал, что община будет подчиняться епископу и Спасскому собору и больше никому. Епископ Игнатий представил устав общины собранию монашества и мирян, в котором подчеркивалось желание верующих «сохранить непоколебимыми все догматы, уставы и правила Святой Церкви Православной», а «новые церковные течения» назывались сошедшими с канонических устоев Православной Церкви, направленными искажению истин Христианства. Общиной было констатировано духовное и административно-церковное подчинение епископу Игнатию[23].

В то время, когда участники собрания ставили свои подписи, появился протоиерей М. А. Мерцалов. Увидев устав новой общины, он заявил, что если «Живая церковь» узнает об этом, то обе общины погибнут, так как первая община осталась без епископа. Он не принял постановления собрания и отказался от должности благочинного.

13 ноября 1922 года Президиум ВЦУ постановил уволить епископа Белевского Игнатия на покой с определением ему местожительства в Саровской пустыни. По просьбе Тульского епархиального управления Тульский губисполком оказал давление на Белевский уисполком, который 14 ноября аннулировал регистрацию Белевской Православной общины духовенства и мирян церковного обновления, образованной 12–13 октября 1922 года. Белевская Спасо-Преображенская православно-церковная община, образованная 8 ноября, еще не была зарегистрирована[24].

17 ноября 1922 года собрание белого духовенства г. Белева постановило вследствие ликвидации общины признать обновленческое Тульское епархиальное управление. 1 декабря состоялось очередное собрание духовенства, на котором благочинный протоиерей М. С. Щеглов познакомил собравшихся с распоряжениями Тульского епархиального управления об увольнении за штат протоиерея М. А. Мерцалова и о трехмесячном запрещении в священнослужении членов Белевского церковного правления за неподчинение ВЦУ. По окончании собрания протоиереи М. С. Щеглов и М. А. Мерцалов пошли к епископу Игнатию с предложением ввести новый порядок поминовения. Епископ Игнатий сказал, что будет поминать Вселенских Патриархов, а архиепископа Виталия и ВЦУ не будет[25].

Епископ Игнатий занял жесткую позицию по отношению к обновленцам. Отказав монахиням Крестовоздвиженского монастыря служить у них на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы по причине уклонения в раскол священнослужителей монастыря, он совершал богослужение в мужском монастыре и, как и раньше, поминал Патриарха Тихона.

Создание в стенах монастыря общины, неподчинявшейся ВЦУ, сфокусировало внимание ГПУ на ее деятельности. 5 декабря сотрудник ГПУ беседовал с иеродиаконом Сергием (Евсеевым). На вопрос, что думает епископ Игнатий по поводу своего местожительства в Саровской пустыни, иеродиакон Сергий ответил, что епископ Игнатий категорически отказался уезжать из Белева и сказал, что его только на штыках могут вынести отсюда, а добровольно он не уйдет.

Православные стали собирать подписи в защиту архиерея. 8 декабря одна из сотрудниц ГПУ видела у Т. Н. Стоговой подписной лист, выданный Белевским исполкомом, в котором с 6 по 8 декабря за общину епископа Игнатия подписалось 434 человека. По словам Стоговой, как только белое духовенство перешло к красным, то весь народ кинулся в монастырь, и белому духовенству придется побороться. В связи с увольнением епископа Игнатия, на его имя поступали просьбы верующих не оставлять управления епархией и взять их под свое руководство[26].

В Белеве было немало людей, близко стоявших к власти, сочувствовавших епископу Игнатию и его общине и осведомлявших о ходе дела. По сведениям ГПУ, сотрудница Белевского исполкома А. Т. Змиева, мать которой каждую службу бывала в монастыре, ругала Советскую власть и говорила, что Советская власть вламывается в церковные дела[27].

11 декабря протоиерей М. С. Щеглов предупредил епископа Игнатия, что поминовение Патриарха Тихона — признак контрреволюционности. Епископ Игнатий рассказал об этом совету общины, и один из его членов, вероятно, Т. Н. Стогова, ходила в Белевский уисполком, где ей сказали, что будет лучше, если епископ Игнатий не будет поминать Патриарха Тихона[28].

19 декабря 1922 года на съезде духовенства 1 и 2 округов Белевского уезда ВЦУ и Тульское епархиальное управление были единогласно признаны[29].

20 декабря 1922 года протоиерей М. С. Щеглов сообщил епархиальному управлению, что епископ Игнатий сдал ему дела Белевского викариатства и они будут препровождены в епархиальное управление[30].

По сведениям ГПУ, епископ Игнатий, несмотря на то, что община была не утверждена, надеялся на ее утверждение в Москве. В Москве несколько подобных общин уже были признаны и получили официальный статус. Поэтому 22 декабря Т. Н. Стогова по поручению епископа Игнатия поехала в Москву для утверждения церковной властью общины[31].

25 декабря 1922 года на собрании белого духовенства, состоявшемся под председательством протоиерея М. С. Щеглова, был избран уездный комитет, уполномоченным ВЦУ по Белевскому уезду был назначен священник Н. С. Руднев, а его сотрудником — протоиерей М. А. Мерцалов. На заседании комитета было рассмотрено устное заявление священников Крестовоздвиженского монастыря, что из Спасо-Преображенского монастыря распространяются мнения, что белевское духовенство с признанием ВЦУ является еретическим и лишенным благодати священства, из-за чего часть монахинь Крестовоздвиженского монастыря избегали посещать свой храм и принимать от своего духовенства святые таинства, а прихожане некоторых церквей обращались за исполнением треб не к своему причту, ставшему обновленческим, а к епископу Игнатию, который и удовлетворял их просьбы. Комитет постановил «начать в первую очередь борьбу с епископом Игнатием и его черной общиной». Для этого решили вызвать на 28 декабря братию бывшего Спасо-Преображенского монастыря с целью разъяснения им необходимости подчинения ВЦУ. В случае, если монахи останутся с епископом Игнатием, комитет намеревался перейти на открытую борьбу[32].

26 декабря 1922 года епископ Игнатий обходил кельи монашествующих, призывая их не поддаваться соблазну и не ходить на собрание комитета белого духовенства[33].

Протоиерей М. С. Щеглов послал в монастырь человека с поручением вручить повестку о явке монашествующих на заседание комитета на 28 декабря. Однако игумен Феодорит отказался принять повестку и заявил, что монастыря теперь нет, а вместо него есть музей, и что он — не наместник и не настоятель, а только член общины, а потому не имеет права объявлять повестки братии, комитета он не признает, а подчиняется вся братия епископу Игнатию. Монашествующие на очередное заседание комитета белевского духовенства, проходившее 28 декабря в Афанасиево-Кирилловской церкви г. Белева, не явились. Заседание началось в 3 часа дня. «На этом заседании, — по выражению сотрудника ГПУ, — предполагалось выяснить физиономию монашествующей братии Белевского мужского монастыря по отношению к Живой церкви»[34]. Еще 21 и 26 декабря, по словам пришедшего на заседание без приглашения иеромонаха Гурия (Иванова), у них происходили частные беседы на злобу дня. Из монахов лишь иеродиакон Сергий (Евсеев), по словам иеромонаха Гурия, был склонен признать власть ВЦУ. Однако, епископ Игнатий ходил к монахам, увещевая их не подчиняться соблазну, из-за чего и Сергий не пошел на заседание комитета[35]. Затем о неподчинении монахов распоряжениям комитета доложил протоиерей М. С. Щеглов. Было принято решение сообщить в Тульское епархиальное управление о неявке на заседание комитета братии монастыря. После этого был поднят вопрос о проповедничестве. Среди верующих разносились слухи, что белевское духовенство с признанием ВЦУ потеряло благодать священства и стало «красным». Священник Павел Денницын говорил о том, что один из прихожан в день памяти своих родных заказал службу в церкви Спасо-Преображенского монастыря и приглашал к себе монахов, ничего не сообщив об этом своему приходскому причту. Другой прихожанин, Яйцев, открыто заявил Денницыну, чтобы «красное» духовенство на праздник Рождества Христова не ходило по домам, и Денницын решил на праздник Рождества не посещать дома Яйцева, а обойти. На заседании комитета предписано было разъяснять молящимся, что уклоняться от реформ не следует, так как были реформы и раньше, необходимы они и теперь. Протоколы съезда были посланы в Тульское епархиальное управление с просьбой, как можно скорее принять меры к удалению епископа Игнатия[36].

Верующие г. Белева, в свою очередь, подали ходатайство в Белевский уисполком об оставлении епископа Игнатия на посту руководителя Белевской общины. Заседание Президиума Белевского уисполкома 28 декабря 1922 года постановило отклонить ходатайство в силу того, что оно по своему существу не подлежит компетенции уисполкома[37].

Епископ Игнатий отказался выполнять предписания ВЦУ и продолжал распространять устав общины по городам и уездам епархии.

В декабре, по сведениям ГПУ, «раскол между черным и белым духовенством» перешел в «усиленное состояние». Община, возглавляемая епископом Игнатием, опорой которой были монашествующие, в особенности насельницы женского монастыря, проводила среди верующих агитацию[38].

29 декабря, по сведениям ГПУ, вернулась из Москвы Т. Н. Стогова и привезла массу переписки, имевшей отношение к Белевской Спасо-Преображенской общине. Для ознакомления с перепиской на квартиру Т. Н. Стоговой пришли епископ Игнатий и иеромонах Георгий. Переписка, по-видимому, имела конспиративный характер, и ГПУ не удалось выяснить, что именно привезла из Москвы Т. Н. Стогова. В связи с этим сотрудник ГПУ просил вышестоящее начальство дать указания «на предмет производства операции»[39].

В ночь с 16 на 17 января в Спасо-Преображенском монастыре были произведены обыски; был арестован епископ Игнатий, иеромонах Георгий, руководительница музея Е. М. Сабинина, Т. Н. Стогова и машинист депо станции Белев Ф. И. Латыш. Они были заключены под стражу в Белевскую тюрьму. В органы ГПУ и в Белевский уисполком стали поступать просьбы верующих освободить заключенных, но они не были услышаны и 21 января арестованные были отправлены в Тульскую тюрьму.

После ареста епископа Игнатия протоиерей М. А. Мерцалов 20 января вызвал еще раз братию монастыря на собрание и предложил перейти в обновленческий раскол, но, по словам келейника епископа Иувеналия (Масловского) монаха Дорофея, все отказались, за исключением иеромонахов Аввакума (Калюжного) и Сергия (Евсеева)[40].

По словам Т. Н. Стоговой, главным обвинением в адрес заключенных было составление письма и сбор подписей в защиту епископа Игнатия; ГПУ воспринимало эту работу как защиту не от живоцерковников, а от советской власти[41].

Находясь в заключении, епископ Игнатий 8 февраля 1923 года подал следователю уполномоченной ГПУ А. Киреевой заявление, в котором характеризовал общину как соответствующую законам Советской власти. Так как Владыка «не имел возможности на время ареста никому ни из членов Совета, ни священнослужителям передать вместо себя работ и своих дел и обязанностей», он просил следователя о скорейшем завершении следствия[42].

В то время как епископ Игнатий находился в тюрьме на собрании общества верующих при бывшем Белевском Спасо-Преображенском монастыре, проходившем 28 мая 1923 года, было принято решение об образовании «Белевского Спасо-Преображенского православного религиозного общества»; члены общества подали заявление в отдел управления Белевского уисполкома с просьбой о регистрации устава общества. В августе 1923 года заседание Белевской комиссии по приему документов и производству регистрации религиозных общин постановило общину, как контрреволюционную организацию, закрыть. Община была ликвидирована до 16 августа 1923 года, а 24 августа 1923 года на заседании комиссии НКВД по административным высылкам епископ Игнатий и его брат иеромонах Георгий были осуждены на 3 года заключения в Соловецкий концлагерь, Т. Н. Стогова — на 1 год. После вынесения приговора епископ Игнатий вместе с другими заключенными был отправлен в Таганскую тюрьму. 14 сентрября заключенные были отправлены в Соловецкий концлагерь. В Соловецком лагере епископ Игнатий встретился со священномучеником Иларионом (Троицким), мучеником Иоанном (профессором Московской Духовной Академии И. В. Поповым). В июле 1926 года они принимали участие в составлении «Соловецкого послания епископов»[43].

В декабре 1926 года после освобождения епископ Игнатий вернулся в Белев. Белевское викариатство было восстановлено. 23 ноября 1927 года архиепископ Тульский и Одоевский Борис (Шипулин) поручил игумену Георгию (Садковскому) выявить и организовать монахов и монахинь разогнанных монастырей. Оставшиеся на жительство в Белеве и районе монахи и монахини закрытых монастырей стали посещать Богородице-Рождественскую церковь, где часто служил епископ Игнатий. Группирование вокруг епископа Игнатия мирян и монашествующих, сторонников Церкви «тихоновского направления», переход обновленцев на сторону епископа Игнатия, попытки выявления и организации монашествующих — все это вызывало подозрения со стороны органов ОГПУ и не нравилось обновленцам.

В конце 1926-го и в 1927 году ОГПУ не раз сажало епископа Игнатия за тюремную решетку, где его держали по 1,5 и по 2 месяца[44]. Из-за четырехкратного тюремного сидения, в сырости, после перенесенной операции, и без того слабое здоровье епископа Игнатия было подорвано.

В 1929 году советское правительство приняло ряд очередных мер по подавлению Церкви. В начале 1929 года был разослан совершенно секретный циркуляр «О мерах по усилению антирелигиозной работы», в котором борьба с религией приравнивалась к классово-политической, что открывало новый этап наступления на Церковь. В мае 1929 года на XIV Всероссийском съезде Советов была принята новая редакция статьи 4-й Конституции РСФСР: вместо «свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» признавалась «свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды», что законодательно ставило верующих в неравное с прочими гражданами положение. В 1929 году из магазинов стали исчезать основные продукты питания. В стране была введена карточная система. Инструкцией НКВД от 1 октября 1929 года «О правах и обязанностях религиозных объединений» служители культа были отнесены к категории лишенцев и лишены карточек. Проблемы, возникшие в среде духовенства, стали предметом обсуждения на церковных собраниях и в частных беседах. В Соборной Афанасиево-Кириловской церкви г. Белева под руководством епископа Игнатия проходили собрания духовенства, на которых обсуждался вопрос о притеснении духовенства Советской властью налогами, о невыдаче им продуктов и недопущении обучения их детей в школах.

26 декабря 1929 года епископ Игнатий и архимандрит Георгий были арестованы и заключены в тюрьму в Туле. После одного из допросов, вернувшись в камеру, епископ Игнатий подал начальнику Тульского ОГПУ заявление, в котором просил привлечь к ответственности «политических лжецов… к открытому и гласному суду», дать ему с ними «очную ставку, чтобы вывести этих лжецов наружу». Он писал также, что уполномоченная Тульского ОГПУ не раз указывала ему, что доносы шли от обновленцев, а заместитель начальника Тульского ОГПУ Руднев советовал ему добровольно оставить город Белев, предупреждая, что доносы на него будут повторяться и его до бесконечности придется сажать. «Разве он, — писал далее епископ Игнатий, — как представитель власти, не мог пресечь и совершенно прекратить лживых и клеветнических доносов вместо того, чтобы предлагать мне сдавать мою прямолинейную и открытую позицию этим негодным клеветникам и лжецам и тем изображать из себя труса?…

Я, гражданин начальник, теперь, в четырехкратное мое тюремное сиде­нье, в последний раз взываю к Вашей справедливости: прошу Вас безотлагательно вызвать указанных политических лжецов и клеветников, — и притом не только сознательно и заведомо клеветавших на меня в этот последний, 4-й раз, но и тех, кои также сознательно и намеренно клеветали на ме­ня в 1922, 1926 и 1927 годах, — на очную со мной ставку и предать их, соглас­но 95 статье Уголовного кодекса, открытому и гласному суду. Я долгом счи­таю заявить Вам, что не позволю этим лжецам и политическим клеветникам играть со мною в темную и бесчестную игру, в какую они не один раз играли со мною доселе, и прятаться и пресмыкаться за дверями Тульского ОГПУ. Пусть эти лжецы и клеветники будут хотя бы и секретными агентами Туль­ского или Белевского ОГПУ, а не только простыми, рядовыми гражданами Республики! Я безразлично от их отношения к ОГПУ потребую их к открытому и гласному суду, которого они — политические лжецы и клеветники — как огня боятся и обычно стараются избегать. Законы Республики одинаковы для всех граждан ея, независимо от того — агенты ли они Тульского или Белевского ОГПУ или нет. Всякий заведомо и сознательно лживый донос (будет ли он политический или нет) должен караться по всей строгости закона — и притом для представителей или сотрудников власти гораздо строже, чем для всех прочих граждан.

Параллельно с сим я прошу Вас, гражданин начальник, выдать мне подлинный текст лживого политического на меня доноса, имевшего место в этот последний, 4-й раз моего тюремного заключения, для снятия мною с него копии. Таковая копия для меня крайне нужна! Понятно, что этот текст лживого на меня политического доноса должен быть закреплен подписями прячущихся за дверями Тульского или Белевского ОГПУ негодных лжецов и клеветников.

Повторяю Вам, гражданин начальник, что настоящим заявлением (равно как и прежними указанными выше моими заявлениями в Тульское ОГПУ при арестах меня в 1922, 1926 и 1927 годах) я ищу и искал от Вас не милости, а лишь только справедливости и правды, каковых со стороны представителей Тульского ОГПУ мне намеренно не было оказано при прежних моих арестах.

Если и в этот последний (4-й) раз моих арестов и сидений мне будет отказано в моей вполне законной и справедливой просьбе, — будет отказано только потому, чтобы эти политические лжецы, ставшие для меня моими личными врагами, остались не узнанными для общественного мнения и тем самым безнаказанными, чтобы они по отношению ко мне могли бы и впредь до бесконечности заниматься своим заведомо фальшивым и подлым клеветническим ремеслом, другими словами, чтобы и на будущее время “обеспечить ме­ня” систематическими и ежегодными арестами и сиденьями, — то я прошу Вас указать мне следующую за Вами политическую или судебно-политическую инстанцию, к которой я должен буду обратиться за разрешением моей законной и настоятельной просьбы, — чтобы раз и навсегда мне обезопасить себя от негодных и фальшивых политических лжецов и клеветников»[45].

19 января 1930 года сотрудники Тульского ОГПУ переслали материалы дела на владыку Игнатия и отца Георгия в 6-е отделение секретного отдела ОГПУ в Москву. В сопроводительном письме они писали: «Со своей стороны считаем необходимым изолировать Садковских из пределов Тульского округа, как наиболее реакционно настроенных, которые в связи с проведением кампании по закрытию церквей своим местопребыванием в пределах нашего округа имеют большое влияние на верующих»[46].

Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 3 февраля 1930 года епископ Игнатий и архимандрит Георгий были высланы в Усть-Вымьский исправительный лагерь под Котласом сроком на 3 года.

После ареста епископа Игнатия во главе монашествующих стал архимандрит Игнатий (Жуков), продолживший традицию тайных постригов, заложенную епископом Игнатием. Для руководства монашеской общиной, состоявшей из монахов и монахинь, между 1927 и 1929 годами епископ Игнатий и его брат посвятили в игумению схимонахиню Августу (Защук), а в игумены — иеромонаха Софрония (Сорокина), а также назначили духовника — иеромонаха Исихия (Косорукова).

Члены общины при Богородице-Рождественской церкви, оставшиеся на свободе, оказывали помощь епископу Игнатию и другим заключенным братьям и сестрам, ездили к ним в ссылку, передавали продукты и вещи. В ссылке епископ Игнатий из-за тяжелых условий жизни сильно изменился, так что монахиня Архелая (Токарева), неоднократно посещавшая его в ссылке, при рассказе о нем другим все время плакала; он часто виделся братом, хотя они жили в ста верстах друг от друга; работа была непосильно тяжелая, питание — очень плохое; в лес они уходили с утра в 4 часа за 6 верст, а возвращались в 8 часов вечера; утром им давали суп, вечером — кашу, в весьма ограниченном количестве, и на весь день 1 фунт хлеба; настроение у владыки, тем не менее, было довольно бодрым, хотя стал более осторожным. Епископ Игнатий благодарил свою мать Елизавету Ивановну и всех оказывавших ему помощь духовных чад — даниловцев и белевцев. В обвинительном заключении группа лиц, помогавших залюченным, была охарактеризована как «церковно-сектантская контрреволюция — церковники-миряне». В 1930–1932 годах большинство членов общины были арестованы и высланы в отдаленные места на разные сроки заключения[47].

2 июля 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ пересмотрело дело епископа Игнатия и иеромонаха Георгия, постановило досрочно освободить их и лишить права проживания в 12-ти пунктах Уральской области на оставшийся срок. 28 декабря 1932 года епископ Игнатий выбыл из Балахнинского ИТЛ Нижегородского края в г. Белев Московской области, Союзная улица, д. 33. Вот какую характеристику дал учетно-распределительный отдел Балахнинского ИТЛ епископу Игнатию: «Отношение к труду удовлетворительное, в поведении с рабочей массой уживчив, общественной работой не интересуется, к мероприятиям Советской власти относится безразлично, политически скрытен, среди заключенных служителей культа свой человек. Адмвзысканиям не подвергался»[48].

В начале 1933 года епископ Игнатий поехал в г. Москву в Патриархию за назначением и 3 февраля 1933 года был назначен епископом Скопинским, викарием Рязанской епархии.

Под руководством епископа Белевского Никиты (Прибыткова), викария Тульской епархии в 1935–1938 годах, и при участии Игнатия (Садковского) монашествующие стали группироваться при Никольской Казацкой церкви, которая стала оплотом Православия в Белеве. Они продолжали поддерживать связь с епископом Игнатием, когда он находился в Рязанской епархии. Во многих делах ОГПУ 1930-х годов обвиняемым ставилась в вину связь с епископом Игнатием. В частности, в деле Тульского епископа Онисима (Пылаева) сообщается, что владыка Игнатий часто посещал Тулу в 1933, 1934 и в 1935 годах. Тесную связь поддерживали между собой священномученик Игнатий (Садковский), священномученик Иувеналий (Масловский), священномученик Борис (Шипулин), епископ Флавиан (Сорокин), епископ Онисим (Пылаев), священномученик Никита (Прибытков), священнослужители, монашествующие и миряне. В уголовно-следственном деле епископа Игнатия за 1936 год есть известия, что из Белева в Рязань к нему в сентябре 1935 года за советом приезжал протоиерей Михаил Щеглов, который ранее, в 1922 году, уклонился в обновленческий раскол. Протоиерей Михаил Щеглов, по свидетельству священника М. И. Я-ва, допрошенного по делу епископа Игнатия 21 января 1936 года, жаловался на то, что ему приходится скрываться из прихода в приход и терпеть всякие притеснения и неприятности от верующих. На это епископ Игнатий сказал: «Вы испугались притеснений верующих, помните историю в Белеве, тогда мне чуть ли не штык наставляли за то, чтобы я признал обновленческого архиерея Виталия, а я от канонических правил не отступил — а пошел в ссылку. Нужно сказать откровенно и жаловаться теперь некому, это власть радуется, если одним священником будет меньше. Но нужно твердо держаться канонических правил». Иеромонах Сергий (Евсеев), бывший иеродиакон Белевского Спасо-Преображенского монастыря, рассказами которого пользовались работники ГПУ при составлении сведений о епископе Игнатии и братии монастыря, приезжал в Скопин к епископу Игнатию в 1934 году. Епископ Игнатий направил иеромонаха Сергия (Евсеева) ночевать к инокине Ирине Комаровой; побыв у нее, он на другой день по поручению епископа Игнатия отбыл в Тулу, где был арестован за контрреволюционную деятельность. Иеромонах Алексий (Журавлев) с владельцем просорушки в с. Кураково И. М. Бочаровым ездил в 1930 году к епископу Игнатию в ссылку. Из Белева ездили к епископу Игнатию и другие монашествующие. С 1933 по 1936 г. верной спутницей епископа Игнатия (Садковского) была инокиня Ирина Комарова, приехавшая к нему из Белева и знавшая его с 1921 года, когда была еще певчей в Крестовоздвиженском монастыре. В начале 1933 года он написал ей письмо с просьбой привезти ему архиерейское облачение, оставленное в Белеве. В мае 1933 года она приехала в Скопин и по предложению Игнатия устроилась псаломщицей и уборщицей в Пятницкую церковь. По поручению епископа Игнатия инокиня Ирина Комарова ездила с письмами в Тулу к епископу Флавиану (Сорокину), епископу Онисиму (Пылаеву), в Рязань к архиепископу Иувеналию (Масловскому) и привозила от них письменные ответы. Деятельность епископов Игнатия (Садковского) и Никиты (Прибыткова) не могла быть не замеченной[49].

В августе 1935 года епископ Игнатий был осужден Скопинским народным судом, видимо, за недовольство закрытием и разрушением храмов и разговоры о гонениях на верующих. Он ездил подавать жалобу в Московский областной суд[50].

3 февраля 1936 года епископ Игнатий и с ним некоторые священнослужители и миряне города Скопина были арестованы. В это время он проживал на ул. 1-й Новой, д. 9. У епископа Игнатия при обыске были изъяты: «Портфель старый клиенчатый, один крест деревянный, один крест желтого мет[алла], ремен[ь] уский, кошилек из бризента, кисет тряпышнай, очки пинсне, два футляра», «разная переписка», паспорт и 44 рубля 29 копеек[51]. Все арестованные были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве. Владыку обвиняли в создании контрреволюционной организации из духовенства и мирян Скопинского района, в определении на священнические места освободившихся из лагерей, привлечении к церкви молодежи и инициации тайных постригов. На одном из допросов на вопрос следователя об отношении к советской власти епископ Игнатий ответил, что к ней относится лояльно, но как верующий не сочувствует ее мероприятиям в отношения к Православной Церкви, в частности к насильственному закрытию и ликвидации монастырей и разрушению храмов, хотя и считает «это волей Божией за грехи верующих, которые достойны этого»[52]. Епископ Игнатий был обвинен в том, что он, «пользуясь положением правящего епископа, группировал вокруг себя верующих и молодежь, среди которых проводил антисоветскую агитацию и распространял ложные контрреволюционные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих, то есть в преступлении, предусмотренном статьей 58, пункты 10 и 11 УК РСФСР»[53]. Епископ Игнатий в предъявленном обвинении виновным себя не признал. 16 марта 1936 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило епископа Игнатия к пяти годам ссылки в Северный край. Ссылку епископ был отправлен отбывать в Архангельск[54]. Здесь он проживал в деревне Кегостров, ул. Февральская, д. 27, кв. 1. В ссылке епископ Игнатий встречался с архиепископом Никоном (Пурлевским) и епископом Парфением (Брянских). Он совершал богослужение в Кегостровской церкви и в церкви на Быку. В дни праздников он приглашал местное духовенство к себе на квартиру. Они обсуждали бесправное положение духовенства и Церкви при советской власти, говорили о крайнем абсолютизме правящего режима и связанного в ним духовного и физического рабства, а также обсуждали декларацию митрополита Сергия (Страгородского), усматривая в ней лояльное отношение к советской власти в ущерб интересам Церкви и надеясь, что в связи с переменой международной обстановки произойдет перемена существующего строя и в России. Епископ Парфений (Брянских), как известно, был противником сергианства, и в ссылке вокруг него сплотились сторонники иосифлянского направления; находясь в ссылке он проводил частные моления на дому. Епископ Игнатий навещал епископа Парфения, однако неизвестно служили ли они совместно или нет. 3 августа 1937 года епископ Игнатий снова был арестован и заключен в тюрьму города Архангельска. 15 октября постановлением заседания тройки при УНКВД по Архангельской области епископ Парфений (Брянских) был обвинен в организации контрреволюционной группы из ссыльного духовенства и местных церковников «иосифлянского направления», в проведении пораженческой агитации и восхвалении фашизма и приговорен к расстрелу, а епископ Игнатий был обвинен в том, что являлся активным участником группы, созданной епископом Парфением, и приговорен к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Епископ Игнатий скончался в Кулойлаге Архангельской области 9 февраля 1938 года и погребен в безвестной могиле на территории лагеря[55].

«Как-то утром зимой, — писал о кончине епископа Игнатия архимандрит Макарий (Кобяков), отбывавший одновременно с епископом Игнатем заключение, но в другом лагере — в г. Мариинске, — я свесил ноги с нар, волосы моей главы примерзли к стене, оторвал волосы от стены, вижу, что приближается ко мне облако и три святителя: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, а впереди святитель Игнатий. Я упал на колени и хотел обнять его ноги, но святитель Иоанн Златоуст говорит: теперь он наш и отодвигает Владыку Игнатия. Облако стало удаляться. У меня осталось впечатление горести и радости. Радости от того, что видел Владыку и горечи от того что Владыка скончался. Через некоторое время я написал письмо на родину и в нем описал это видение. Через 6 месяцев или более я получил ответ, что Владыка Игнатий скончался на Севере на праздник Трех Святителей. Мои адресаты были удивлены тем, каким образом я узнал о блаженной кончине Владыки Игнатия». Архимандрит Макарий вспоминал также, что Владыка Игнатий был нищелюбив, во времена лихолетья раздавал еду и одежду нищим, а прихожане настолько глубоко почитали Владыку, что даже молились ему в особых обстоятельствах жизни.

В конце ноября 1937-го — начале 1938 года были разгромлена и монашеская община при Никольской Казацкой церкви в г. Белеве, в создании котрой активное участие принимал епископ Игнатий, а руководил ею епископ Белевский Никита (Прибытков): одни были сосланы в места заключения, другие — расстреляны[56].

Митрополит Мануил (Лемешевский) писал о духовном облике епископа Игнатия: «В его взгляде отражалась детская чистота и внутренняя духовная настроенность. Лицо его было каким-то одухотворенным и особенно во время совершения им богослужения… Это был епископ с добрым сердцем. Всегда прост в обращении с людьми, милосерд и всем доступен. Никого не осуждал, был ко всем снисходителен и только строг к обновленцам. К монашествующим относился с любовью, особенно любил свою мать. Обладал даром рассуждения и в некоторых случаях был прозорлив, любил сам петь и читать на клиросах в церкви. Любил проповедовать, но красноречием не обладал, содержание же поучения было насыщено назидательным элементом. Говорил о молитве, о борьбе со страстьми и внутреннем делании. Любил повторять изречение Псалмопевца: “Предзрех Господа предо мною выну… да не подвижуся”. Почитал старцев подвижников и праведников, и нередко в молодые еще годы посещал протоиерея Георгия Чекряковского. Болезни переносил с большим терпением и преданностью воле Божией»[57].

В 1957 году в результате пересмотра дела епископа Парфения и осужденных с ним лиц было выявлено, что негласная сотрудница УНКВД, показания которой послужили материалом для разработки группы епископа Парфения, по отзывам сотрудников УНКВД, вела себя как психически неполноценный человек, а сотрудник УНКВД, оформлявший протоколы ее допроса, в период работы нарушал социалистическую законность, фальсифицируя протоколы допросов[58].

Во второй половине XX века уголовно-следственные дела епископа Игнатия были пересмотрены. Постановлением Президиума Архангельского областного суда от 9 января 1958 года, заключением прокуратуры Рязанской области от 4 сентября 1989 года и заключением прокуратуры Тульской области от 26 июня 1990 года епископ Игнатий был реабилитирован:

17 июля 2002 года Священный Синод Русской Православной Перкви постановил включить имя епископа Игнатия в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.

На заседании кафедры церковно-практических дисциплин Московской Духовной Академии 17 марта 2006 года было постановлено регулярно поминать священномученика Игнатия (Садковского) за богослужением в Покровском и преподобного Иоанна Лествичника храмах Московской Духовной Академии на вечерне при совершении литии и на утрени на молитве «Спаси, Боже, люди Твоя». Постановление кафедры утверждено ректором Московской духовной академии архиепископом Верейским Евгением.

В архивном деле УФСБ по Архангельской области № П-7799 упоминаются родственники епископа Игнатия: мать Елизавета Ивановна Садковская, 72 года, проживала в г. Москве, Лубянский проезд, д. 19. кв. 4, брат Петр работал врачом в Москве, брат Григорий — бухгалтером (Москва), брат Михаил, 25-ти лет, (Москва), работал по автомобильной части, сестра Ольга Скворцова, 40 лет (Москва), сестра Наталья Садковская, 28-ми лет (Москва, Большой театр), сестра Ксения Постникова, 27-ми лет (Москва, домохозяйка).

28 февраля 2010 года Московскую духовную академию посетила родная племянница епископа Игнатия (дочь его младшей сестры — Ксении Сергеевны) Ирина Ивановна Постникова и внук его родной сестры Ольги Сергеевны — Павел Владимирович Скворцов с супругой Еленой Евгеньевной.

На встрече с Владыкой Евгением гости поделились воспоминаниями о семье Садковских и их потомках, а также о священномученике Игнатии и его брате епископе Георгии. Посещение Лавры и академии началось с библиотеки Московской духовной академии, где епископ Игнатий был в течение семи лет помощником библиотекаря. Затем гости осмотрели обитель Сергиеву, приложившись к мощам ее основателя, и Церковно-археологический кабинет. Трепетным было ознакомление с кандидатской диссертацией священномученика Игнатия, рукописью, хранящейся в Отделе рукописей академии в электронном виде (НИОР РГБ. Ф. 172. Оп. 257. Д. 4)[59].

Труды епископа Игнатия (Садковского):Преосвященный Игнатий Брянчанинов и его аскетическое мировоззрение. Кандидатское сочинение; В поисках живого Бога. СПб., 1912; Изречения еп. Игнатия (Брянчанинова), извлеченные из писем его к монахам / Сообщил иером. Игнатий (Садковский) // БВ 1913. № 2; Письма высокопр. митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова) к настоятелю Троицкой Сергиевой пустыни архим. (впоследствии епископу) Игнатию Брянчанинову / Сообщил иером. Игнатий (Садковский) // БВ 1913. № 2; Письма еп. Игнатия (Брянчанинова) к разным лицам / Сообщил иером. Игнатий (Садковский) // БВ 1913. № 6.

Источники:РГИА. Ф. 802. Оп. 16. Д. 509. Л. 19–20; ЦНИТО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 736. Л. 29–46, Ф. 8. Оп. 1. Д. 142. Л. 75, 78–78 а; Архивы Кремля. Кн. 2. Политбюро и церковь. 1922–1925 г. Новосибирск; М., 1998. С. 319; Архив УФСБ по Архангельской области. № П-7799; Архив УФСБ по Рязанской области. № 12357; Архив УФСБ по Тульской области № 11295, № 11514, № 9202; ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 3590, 3591, 3592, 3593, 5547; Московский церковный вестник. 1911. № 6. С. 149–151; Голос Церкви. 1913. № 1. С. 57–59; Церковные ведомости 1911. № 35. С. 230; № 45. С. 364; ЖМП 1934. № 18–19. С. 8; БВ 1911. № 11. С. 60; БВ 1912. № 3. С. 316–319; № 4. С. 381; № 6. С. 521–522; № 7–8. С. 4; № 10. С. 9; ТЦВ 1922. № 1, 5–8; ТЦВ 1927. № 1; Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Ч. III. Давид (Качахидзе) — Иона (Штальберг). Куйбышев, 1966. С. 184–186.

Литература: Герасим (Дьячков), иером. Белевский край. Очерки церковной жизни XX–XXI вв. М., 2010. С. 76, 77, 119–121, 152, 154–156, 158, 161, 162–164, 166, 167–191, 193–200, 205, 206, 208, 211–218, 221, 222–224, 229–231, 238, 247, 330, 331, 334, 335, 337, 346, 355–358, 367, 377, 378, 386, 397–399, 406, 421, 422, 452, 456, 466, 481, 485, 487, 490, 498–500, 503; Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. Джорданвилль, 1949–1957. Ч. 1. Репр. изд. М., 1994; Цыпин В., прот. История Русской Церкви. Кн. 9. М., 1997. С. 699; Шапошников Н. Д.Житие священномученика Игнатия (Садковского), епископа Белевского (1887–1938) (Компьютерная распечатка). Тула, 2000; Шапошников Н. Д.Новомученики и гонимые // ТЕВ 2000. № 1 (29); Епархиальная жизнь. Г. Белев // ТЦВ. Январь. № 1. 1927; Были верны до смерти… Книга памяти новомучеников и исповедников Рязанских. Т. 1. Рязань, 2002; Голубцов С.Профессура МДА в начале XX века. М., 1999; Голубцов С.Профессура МДА в сетях ГУЛАГа и ЧеКа. М., 1999; За Христа пострадавшие. ПСТБИ, М., 1997; Веселкина Т.Святые и праведники Земли Рязанской X–XX вв. Рязань, 2000; Дамаскин (Орловский), иг. Священномученик Игнатий (Садковский), епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии // Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия (Жизнеописания и материалы к ним). Кн. 7. Тверь, 2002. С. 9–36; Дамаскин (Орловский), иг.Священномученик Игнатий (Садковский), епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии // Жития новомучеников и исповедников Российских XX века. Январь. Тверь, 2005. С. 369–398.

Использованные источники и литература

Источники

1. АУФСБ АО. № П-7799. Архивно-следственное дело в отношении Садковского Игнатия Сергеевича и других, 1937–1958.
2. АУФСБ РО. № 12357. Архивно-следственное дело по обвинению Кобякова А. И., Покровского И. Ф. и других, 1936–1989.
3. АУФСБ ТО. № 11295. Архивно-следственное дело по обвинению Садковского И. С., Садковского Л. С. и Стоговой Т. Н., 1923.
4. АУФСБ ТО. № 11514. Архивно-следственное дело по обвинению Садковского Игнатия Сергеевича по обвинению в преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 10 УК, 1929–1990.
5. ГАТО. Ф. 562. Оп. 4. Д. 1363. Дело о возведении в сан иеромонаха иеродиакона Белевского монастыря Сергия, 1920 г.
6. ГАТО. Ф. 562. Оп. 4. Д. 1672. Дело о замещении священнического места в с. Сухочево Белевского уезда иеромонахом Белевского Спасо-Преображенского монастыря Серафимом, 1920 г.
7. Головин В., прот.Епархиальный съезд // ТЦВ. 1922. № 3–4.
8. К Белевскому делу. Протокол Съезда духовенства 1 и 2 округа Белевского уезда от 6 декабря 1922 г. // ТЦВ. 1922. № 5–8.
9. Тульское епархиальное собрание // ТЦВ. 1922. № 3–4.
10. ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 3592. Личное дело протоиерея Сергея Максимовича Садковского.
11. ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 5547. Послужной список помощника библиотекаря Московской духовной академии иеромонаха Игнатия (Садковского).
12. ЦНИТО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 142. Комиссия по изъятию церковных ценностей, 1922 г.
13. Герасим (Дьячков), иером. Академию посетили родственники священномученика Игнатия (Садковского). 1 марта 2010 г. // Московская Духовная Академия [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.mpda.ru/news/text/138872.html, свободный. — Загл. с экрана. — Дата обращения: 4 февраля 2018 г.

Литература

1. Герасим, иеромонах 2010 — Герасим (Дьячков), иеромонах. Белевский край. Очерки церковной жизни XX–XXI вв. М., 2010.
2. Голубцов С., протод. Профессура МДА в сетях Гулага и ЧеКа. М., 1999.
3. Дамаскин, игумен 2005 — Священномученик Игнатий (Садковский), епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии // Жития новомучеников и исповедников Российских XX века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Январь. Тверь, 2005.
4. Мануил, митрополит 1966 — Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Куйбышев, 1966.
5. Шапошников Н. Д. Житие священномученика Игнатия (Садковского), епископа Белевского (компьютерная распечатка). Тула, 2000.

Сокращения

АУФСБ АО — Архив УФСБ по Архангельской области

АУФСБ ТО — Архив УФСБ по Тульской области

АУФСБ РО — Архив УФСБ по Рязанской области

БВ — Богословский вестник

РГИА — Российский государственный исторический архив

ТЦВ — Тульский церковный вестник

ТЕВ — Тульские епархиальные ведомости

ЦИАМ — Центральный исторический архив г. Москвы

ЦНИТО — Центр новейшей истории Тульской области

[1] ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 3592. Л. 1–16.

[2] Цит. по: Дамаскин, игумен 2005. С. 370–372.

[3] Отзывы см.: БВ 1912. Т. 1. № 3. С. 316–319.

[4] БВ 1914. Т. 3. № 10/11. С. 63 (3-я пагин.).

[5] Мануил, митрополит 1966. С. 184.

[6] ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 5547. Л. 6 об. — 7, 9.

[7] Голубцов С., протод. Профессура МДА в сетях Гулага и ЧеКа. М., 1999. С. 28.

[8] Цит. по: Шапошников Н. Д. Житие священномученика Игнатия (Садковского), епископа Белевского (компьютерная распечатка). Тула, 2000. С. 6–7. См. также: Дамаскин, игумен 2005. С. 374–376.

[9] Мануил, митрополит 1966. С. 184–185.

[10] См.: Протокол дополнительного допроса епископа Игнатия (Садковского) от 19 мая 1923 г. // АУФСБ ТО. № 11295. Л. 197.

[11] Мануил, митрополит 1966. С. 184–185.

[12] ГАТО. Ф. 562. Оп. 4. Д. 1363. Л. 1.

[13] Там же. Д. 1672. Л. 1–1 об., 3–3 об.

[14] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 74–74 об.

[15] Там же. Л. 73–73 об.

[16] ЦНИТО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 142. Л. 75.

[17] По материалам доклада уполномоченного Тульского губотдела ГПУ по Белевскому уезду М-ва начальнику секретной оперативной части Тульского губотдела от 28 июля 1922 г. (АУФСБ ТО. № 11295. Л. 11). Публикацию доклада см.: Герасим, иеромонах 2010. С. 158–159.

[18] Герасим, иеромонах 2010. С. 168–169.

[19] Там же. С. 169–170.

[20] Там же. С. 172–173.

[21] Головин В., прот.Епархиальный съезд // ТЦВ. 1922. № 3–4. С. 11–14; Тульское епархиальное собрание (Там же. С. 14–15).

[22] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 14, 17, 19; ЦНИТО. Ф. 8. Оп. 1. Д. 142. Л. 78–78 а.

[23] Герасим, иеромонах 2010. С. 174–176.

[24] Там же. С. 177.

[25] Там же. С. 177–180.

[26] Там же. С. 183–185.

[27] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 41, 43.

[28] Там же. Л. 41.

[29] К Белевскому делу. Протокол Съезда духовенства 1 и 2 округа Белевского уезда от 6 декабря 1922 г. // ТЦВ. 1922. № 5–8. С. 33.

[30] Там же.

[31] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 32, 40.

[32] Герасим, иеромонах 2010. С. 185–186.

[33] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 32.

[34] Там же. Л. 35.

[35] Там же. Л. 46.

[36] Там же. Л. 35, 36, 46.

[37] Там же. Л. 77.

[38] Там же. Л. 32.

[39] Там же.

[40] Там же. Л. 34–34 об.

[41] См.: Герасим, иеромонах 2010. С. 189–191, 196.

[42] АУФСБ ТО. № 11295. Л. 129.

[43] Герасим, иеромонах 2010. С. 200–206.

[44] Там же. С. 211–214.

[45] АУФСБ ТО. № 11514. Л. 59, 60–61.

[46] Там же. Л. 70.

[47] Герасим, иеромонах 2010. С. 217–229.

[48] АУФСБ ТО. № 11514. Л. 76.

[49] Герасим, иеромонах 2010. С. 230–231.

[50] АУФСБ РО. № 12357. Л. 59 об.

[51] Там же. Л. 22, 23, 24.

[52] Там же. Л. 66.

[53] Там же. Л. 205.

[54]Там же. Л. 209, 219.

[55] По материалам архивно-следственного дела АУФСБ АО. № П-7799.

[56] Подробнее об этом см.: Герасим, иеромонах 2010. С. 231–235.

[57] Мануил, митрополит 1966. С. 184, 185–186.

[58] По материалам архивно-следственного дела АУФСБ АО. № П-7799.

[59] Герасим (Дьячков), иером. Академию посетили родственники священномученика Игнатия (Садковского). 1 марта 2010 г. // Московская Духовная Академия [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.mpda.ru/news/text/138872.html, свободный. — Загл. с экрана. — Дата обращения: 4 февраля 2018 г.