Епископ Саратовский Лонгин: Поступление в семинарию было необыкновенно сложным

Надо сказать, что мы живем в необычное время. В течение одного поколения, причем поколения людей относительно нестарых, коренным образом изменилась жизненная ситуация. Поэтому воспоминания тех, кто учился одновременно со мной, о наших семинарских годах будут отличаться коренным образом от впечатлений сегодняшних семинаристов. Прошло не так уж много времени ― чуть более 20 лет, но обстановка, в которой мы жили, была абсолютно другой.

Прежде всего, само поступление в семинарию было необыкновенно сложным. На весь Советский Союз было всего три семинарии с очень ограниченным числом воспитанников. Трудности начинались со сбора документов для поступления. В этом уже была ловушка, потому что, собирая документы, мы вступали в отношения с государством, которое было настроено к Церкви весьма недоброжелательно. Например, когда брали медицинскую справку для поступления в вуз, надо было указать ― в какой. И если эта справка нужна была для поступления в Духовную семинарию, по инстанциям шли соответствующие «сигналы», и соответствующие органы принимали меры. Бывали случаи, когда людей забирали в армию, даже если они имели законную отсрочку. Если человек закончил вуз с военной кафедрой, его забирали на офицерские сборы вне очереди. Очень часто практиковались приводы в милицию, а если в биографии человека появлялся такой факт, даже совершенно необоснованный, с мечтой о семинарии ему приходилось расстаться.

В зависимости от усердия местных властей создавались самые разные препятствия. Поэтому наиболее распространенным действием абитуриентов-семинаристов было, скажем так, «петляние» с целью скрыть свои следы.

Мне тоже все это было известно, и как только я собрал документы, то сразу уехал из своего родного города в Москву и сумел там «спрятаться» на два месяца до подачи документов.

Одной из особенностей семинарской жизни тех лет было то, что в духовные школы не брали людей, не отслуживших в армии. То есть сначала отдай гражданский долг, а потом уже иди в семинарию. По этой причине абитуриенты были взрослыми людьми, более самостоятельными, более ответственными. Слава Богу, что сегодня мы имеем возможность принимать всех, кто проявляет такое желание, но, как ректор, я сейчас вижу, что навязанная государством система имела и некие положительные стороны: люди более осознанно делали выбор своего жизненного пути.

Сложно было поступить в семинарию, но человек оказывался еще в более сложной ситуации, если из семинарии его отчисляли: будь у тебя хоть два высших образования, больше чем на место дворника ты не мог рассчитывать. Человек учился в семинарии ― это «клеймо» на всю жизнь.

Это не было гонениями, как в 1920-30-е годы или в начале 1960-х. Но такие обстоятельства осложняли жизнь людей, заставляли очень серьезно размышлять о своей судьбе, о своей жизни тех, кто поступал и учился в Духовных школах. Поэтому и учеба была другой несколько другой, чем сегодня. Семинария была местом, куда стремились те, кто желал свою жизнь посвятить Церкви. Они были счастливы, если поступали.

***

Когда мы попали в Троице-Сергиеву Лавру, нам открылся совершенно новый мир. Лавра ― это сердце русского Православия. Она была им и до революции, когда на русской земле было множество обителей. Духовным центром России оставалась Лавра в советские годы, остается и сейчас.

Троице-Сергиева Лавра

Конечно, попасть в такое место мечтал каждый из нас. Надо иметь в виду еще одно обстоятельство церковной жизни того времени: мало того, что храмов было немного, совершенно были неразвиты внецерковные формы общения верующих, они напрямую запрещались. Если священник проявлял какую-то активность по отношению к молодежи, привлекая ее к участию в службе, то достаточно быстро его переводили в какое-то другое место, где больше двух-трех бабушек не собиралось.

А тут мы оказались в обществе таких же молодых людей, обучающихся богословию, мы больше не были одиночками, какими ощущали себя в миру верующие молодые люди, а находились в единстве с такими же, как и мы ― со своими товарищами.

В Троице-Сергиевой Лавре мы каждое утро ходили к раке Преподобного, к его святым мощам. Старались вставать на братский молебен, вообще, как только было свободное время, летели на службу в Лавру. Службы в Лавре ― это действительно «небо на земле», то, что навсегда осталось в моем сердце: непревзойденное духовное торжество. И там же у многих из нас родились мысли о монашестве, о своем призвании.

***

Не было совершенно никакой духовной литературы. И вот, представьте себе ― в семинарии в нашем распоряжении оказалась огромная библиотека, богатейшая, уникальная библиотека из книг дореволюционного издания. Тогда это было настоящим счастьем. Для меня главным открытием была аскетическая литература, в первую очередь, конечно, собрание сочинений святителя Игнатия Брянчанинова, его книга «Приношение современному монашеству», «Душеполезные поучения» аввы Дорофея, «Лествица», Патерики ― это книги, которые полностью перевернули все мои представления о жизни. И, собственно, благодаря этим книгам, я понял, что должен быть монахом. 

Были у меня однокурсники, которые сидели в библиотеке день и ночь (я-то не был таким усидчивым) и конспектировали. Просто лихорадочно, в течение нескольких лет делали конспекты основных книг. Никто ведь не предполагал, что буквально через несколько лет начнется бум книгоиздательства. Люди знали только, что у них есть эти четыре года обучения в семинарии, владения библиотекой, а потом они уйдут на приход в мир и опять нигде не найдут духовной литературы. Поэтому все, что могло им пригодиться в дальнейшей церковной жизни, в их служении, они пытались «впитать» и унести с собой. Такого стремления, любви к чтению, конечно, очень сильно не хватает нашим студентам. В наше время учащиеся относятся к библиотеке совсем по-другому, не так, как должно было бы быть.

***

В Лавре жили замечательные монахи, они всегда там жили, есть они и сегодня.

Самое большое впечатление ― это отец Кирилл (Павлов), духовник Лавры. Студенты ходили к нему вечером, батюшка читал Священное Писание ― просто читал, начиная с Книги Бытия и заканчивая Откровением Иоанна Богослова, и после этого ― беседы, обсуждения, объяснения. После угощал всех чаем… Для студентов это было удивительное время: они могли общаться с человеком духовно опытным, который не читал лекцию, а говорил от сердца то, что рождалось у него при чтении Священного Писания.

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Кроме того, в Лавре каждый из нас находил себе духовника ― священника, которому исповедовался. Для кого-то это был отец Кирилл, для кого-то ― другие опытные монахи. Я думаю, что это вообще самое главное для того, чтобы в духовной жизни чему-то научиться.

Наверное, студенческие годы для каждого человека ― самые лучшие в его жизни. Семинаристы в этом смысле мало чем отличаются от других студентов. С однокурсниками мы общаемся, встречаемся. Практически все они служат Церкви. 

Записала Наталья Горенок