Жизнь определяется нашим духовным состоянием

Что можно сказать об этом большего, чем сказал Христос? «Не труби перед собою» (Мф. 6: 2). Был такой обычай, которому в особенности любили следовать фарисеи: встать на перекрестке улиц и трубить – подавать знак, чтобы к ним сбегались нуждающиеся, и торжественно подавать каждому мелочь. Словно бы награждать. А помните, как Христос оценил лепту вдовы? Она дала меньше всех, а Он посчитал ее жертву за самую большую. И суть милостыни, оказывается, заключается не в том, сколько ты дал, и не в том – и это очень важно! – чтобы видели твою жертву люди. Совсем нет. А суть милостыни в правильном состоянии души, при котором только эта милостыня становится богоугодной.

А какое это состояние души? – Творить милостыню только ради исполнения заповеди о любви к ближнему. Только!

Есть поразительная мысль у преподобного Никона Черногорца, сербского святого XI века, который писал: «Яко лучше есть нищим раздаяти имения своя, нежели приносити та к церквам и украшати их». Даже так: лучше давать нищим, чем украшать церкви! А то люди подчас кичатся: «Я поработал для Церкви!» Это внешний взгляд. И тебе только кажется, что ты что-то сделал. А ведь доходит и до того, что табличку в церквах вешают: «Помощью такого-то человека (имя, отчество, фамилия) наш храм украсился или был восстановлен». Что мы делаем?! Господь же говорит: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3).

Каждая истинная добродетель глубоко целомудренна. И это очень важное святоотеческое положение. Не разгульная, когда я готов раздеться до последней нитки. А целомудренная, которая скрывает себя всячески, никуда не лезет.

Обратите внимание: Христос, воскресив 12-летнюю девочку, дочь Иаира, родителям ее повелел никому об этом не говорить (см.: Мк. 5: 38–43; Лк. 8: 51–56).

Это естественное свойство любой добродетели – целомудрие. И самая суть милостыни – в этом. И чем более целомудренна милостыня, тем более она исцеляет нашу душу. И наоборот.

Есть ли справедливость на земле?

Моя бабушка (она скончалась в 1931 году) говорила: «Правда закормленная, запоенная, сидит вон в том углу, а никто на нее и смотреть не хочет». А бабушка игумена Никона (Воробьева) говорила так: «Правда – на дне моря, да еще с якорем» – чтобы никогда не всплыла и ее вдруг не увидели. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что правда этого мира, как правило, есть совсем не правда Божия, потому что мирская правда вся бывает омрачена очень многими человеческими расчетами, лукавством и лицемерием, а часто и обманом и притворством.

Есть прекрасная мысль на эту тему: требовать справедливости – дело правды; но жертвовать ею – дело любви. Вот он, христианский принцип: нет истины, нет добра, нет блага там, где нет любви.

А милостыню иногда можно давать без всякой любви – и это мы давным-давно наблюдаем на Западе. Там милостыню как подают? Как у нас, чтобы это видно было, что ли? Нет, совсем не так. Там перечисляют со счета столько-то туда-то. А как много значит личное соприкосновение с человеком! Прийти к больному или старому человеку и помочь ему – как это много значит! Это совсем другое производит нравственное и психологическое впечатление на душу по сравнению с тем, если я просто перевел деньги на счет этой бабушки. Вот, оказывается, что такое милостыня, а не просто дать кому-нибудь деньги.

Еще раз повторю основное положение христианской веры: нет никакого добра там, где нет любви. В том числе нет никакой милостыни без любви. И не оправдывает себя никто никакой справедливостью там, где нет любви.

А.С. Хомяков сказал очень интересные слова, которые могли бы служить выражением того, о чем сейчас очень многие говорят, спрашивают, интересуются, в чем копаются, – о «русской идее». В чем она, «русская идея»? Хомяков, правда, не на этот вопрос отвечал, но он как раз о сути ее: «Единство в свободе по закону любви». Речь не просто о законе. Мол, какие мы милосердные: даем права человеку и т.п. Нет, никакие права человека не могут быть тем добром, которое принесет человеку благо, если в них нет любви. Конечно, и сама свобода – великое благо. Но без любви она становится своей противоположностью. Нужны доказательства? – «Charlie Hebdo». Издевались над Мухаммедом – и получили.

Что делать, когда приходят сомнения в вере?

Во-первых, надо помнить, что сомнение – если это не рассуждение, а именно сомнение, которое, я вижу, вообще подрывает во мне веру как таковую, – есть такой же грех, как и грех лукавства, например, обмана, воровства и т.д. Это грех. Потому что одно дело – действительно анализировать какие-то вопросы, которые в данном случае для меня непонятны, и совсем другое дело, когда эти сомнения переходят в стадию почти отрицания веры. Это очень важное положение.

Второе: нужно помнить духовный закон, очень значимый, может быть даже первичный закон духовной жизни человека: дух (то есть духовное состояние) творит себе формы. Так что мое духовное состояние определяет все направления моей жизнедеятельности: и мировоззрения (философии, анализа, сомнений, утверждений), и всей практической жизни.

Духовное состояние человека определяет весь характер его жизни – это очень важный закон, который, к сожалению, остается вне поля зрения многих людей, в том числе даже и нас, христиан. Поэтому нужно заботиться о своем правильном духовном состоянии. Чем более оно будет правильным, тем меньше будет и самих сомнений и тем легче, кстати, будут разрешаться эти сомнения, которые, естественно, возникают в нашей душе.

И третье, на что я хотел бы обратить внимание: ни в коем случае не нужно смущаться, когда приходят сомнения. И у меня были сомнения. И где они? И ты найдешь ответ: прочтешь его или тебе подскажут. Всему свое время.

Не приходится удивляться тому, что у человека возникают сомнения, – о, если бы только они одни! А что еще, кроме сомнений, возникает? – Такие вещи, о которых и сказать нехорошо, и во веки веков не скажешь. Как говорил герой романа Ф.М. Достоевского «Униженные и оскорбленные», генерал: «О, если бы только открылось, что в моей душе творится, то, думаю, всему миру задохнуться бы пришлось!» Так вот, и этому не нужно удивляться. Много всего возникает в нашей душе.

И как я, например, отношусь ко всему нехорошему, что во мне возникает? – Я понимаю, что это нехорошее, и стараюсь бороться с этим. Надо бороться. Чем, как – это вопрос другой. А суть именно такова: не удивляться. Мы – и это надо крепко запомнить – больные люди. И потому родились здесь, в больнице. И эта наша болезненность проявляется в самых различных видах, в частности и в сомнениях.

Как научиться узнавать волю Божию?

Как мне узнать волю Божию – то есть как мне проникнуть в ум Божий, в то, что Бог думает? Это ужасно! Так нельзя даже ставить вопрос! Он должен быть таким: как мне исполнить волю Божию? Как мне не оказаться противником воли Божией в своей жизни или в том или ином поступке? Ответ есть, и он всем известен: насколько хватает у тебя, человек, твоего глупого ума – я подчеркиваю: глупого, – насколько хватает твоей сожженной совести – подчеркиваю: сожженной, – нужно поступить по этому уму, но искренне, и по этой совести, но искренне. Поступи искренне – это и будет исполнение воли Божией. Потому что Бог хочет от нас только одного: чтобы мы поступали разумно и по совести. Разумно, ибо Бог дал нам свет и разум. Он призвал нас не к безумию, а к разумности. Святые отцы так и говорили: «Нет добродетели и добра без рассуждения», то есть без ума.

Так вот, когда я поступаю по разумению и искренне (искренне! – не лукаво, не оправдывая себя: мол, вот, Господи, я вижу, что так все-таки правильно и так все-таки честно, как я делаю), тогда я поступаю по воле Божией. Причем даже если поступаю совсем не верно. И если я что-то делаю неверно, но искренне, то, как утверждают все отцы Церкви, Господь это исправит, видя мое желание поступить по Его воле.

Почему мы сегодня терпим лишения?

По очень простой причине: Россия еще жива.

Как-то раз я гулял по Вене с одной дамой. Дело было летом, вокруг ну просто красота. И дама говорит мне: «Как здорово! А у нас-то в России как всё плохо и неустроенно! Как в Москве грязно! Ну почему же так?» И я на эти ее восклицания ответил тоже вопросом: «Как вы думаете: кого лечат, а кого украшают?» Она смотрит на меня с недоумением. Поясняю: «Лечат больного, а украшают – покойника. Вена – прекрасный город. Но посмотрите: впечатление такое, что людям тут ничего больше уже не надо, здесь и так рай. И думается так: да оставьте вы свое Небо и своего Бога – мне и здесь хорошо». Довольно небезопасное дело, когда человек живет в полном земном комфорте.

Один подвижник со слезами молил Бога: «Господи, почему у меня нет скорбей? Чем я Тебя прогневал?» Даже так!

Все наши неприятности и трудности – это признак того, что наш народ еще не умер. Больного лечат. Лечат по-разному: бывают сладкие лекарства, бывают горькие. А бывают и операции. Но это и есть лечение. Так что все наши лишения свидетельствуют: мы живы.

Ибо без скорбей, без трудностей невозможно человеку отрешиться от этой вот земли, которую ему все равно придется покинуть, хочет он этого или не хочет.

Расскажу об одном показательном случае, который произошел в Женеве. Его мне поведал наш представитель при Всемирном Совете Церквей (в него входят порядка 300 различных церквей: и протестантские, и почти все Православные Церкви, за исключением Болгарской и Грузинской). Умирает генеральный секретарь ВСЦ – фигура номер один этой экуменической организации. В кафедральном соборе Женевы – большой и очень красивой кальвинистской церкви – назначено прощание с умершим. В храме поставили портрет покойного, собралась публика из разных стран – событие как-никак. Идет «прощание» – перед портретом. А в это время тихонечко на соборную площадь въезжает катафалк с гробом генерального секретаря. Тихо-тихо так въезжает и припарковывается в самом дальнем углу площади. «Прощание» заканчивается, все расходятся. И только несколько человек ближайших родственников покойного идут, стараясь не привлекать внимания, туда, в дальний угол площади, где стоит гроб в катафалке, садятся в машину и уезжают на кладбище. Никто умершего не видит. И не надо видеть! А зачем напоминать о смерти? Мы вечно живем здесь, вы что?! И всё здесь прекрасно!

Вы обратили внимание, что показывают по телевизору? Веселье, фестивали, пляски, игры, соревнования… А показывают ли больницы? Показывают, сколько людей страдает? Причем как страдает! И в московских больницах не все благополучно, а что творится в глубинке… Раз мы пришли навестить женщину, лежачую больную, в дом престарелых, так няня заявила: «Вы что, покормить ее хотите? Ни в коем случае! Убирай за ней потом…»

Сколько страданий – а мы чем живем? О, если бы мы только увидели эти страдания, тогда, возможно, изменился бы наш взгляд на жизнь, изменилось бы и наше отношение к людям.

Мы должны в конце концов понять, что наша земная жизнь – это не курорт, а больница. Ее задача вовсе не в том, чтобы мы уже здесь получили несказанные наслаждения, а в том, чтобы здесь, на земле, мы хоть немножко поняли свою болезнь и обратились к Богу. Ибо, как пишет апостол Павел, «не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 13: 14).

Вот почему у нас на Руси еще есть трудности. И будут – пока мы еще хоть чуть-чуть, но живы.

Православие.ru