Святейший Патриарх Пимен как регент

Говоря  о Святейшем Патриархе Пимене как о деятеле церковной культуры и церковного искусства, нам необходимо будет   затронуть вопросы  эстетики, памятуя, что мы живём в прекрасно сотворённом мире, «которого, - по слову апостола Павла, - Художник и Строитель — Бог» (Евр., 11,10).

В качестве эпиграфа, позвольте предварить предстоящие размышления  недавним наблюдением. Однажды, проводя беседу в школе, я спросил старшеклассников: «Как вы думаете, почему князь Владимир выбрал нашу веру, за что он полюбил Православие?». И вот, встал один ученик и ответил двумя словами: «За красоту». Скорее всего, он не знал исторических и богословских интерпретаций выбора веры святым князем, но интуитивно ощутил фундаментальность красоты, как неуничтожимого свойства творения, притягательного для  всякого человека, осознающего себя живущим в прекрасном Божием мире. Русские послы, вернувшись из Царьграда, поведали, в каком великолепии они пребывали в православном храме - Святой Софии. Это была красота богослужения, красота мозаик и икон, архитектуры и облачений, красота и высота слова,  несомого в пространстве храма на звуках пения, как на крыльях. Не случайно, место, где поёт церковный хор, порой называется в церковном народе, и вошло в словарь В.Даля, – «крылос». Красота звучащего слова впечатлила русских послов. Давайте и мы удивимся этой неземной  красоте.

Из всех явлений церковного искусства пение занимает в нашем восприятии особенное место. Вслушаемся и вдумаемся в следующие словосочетания: ангельская живопись, ангельская архитектура, ангельская поэзия. Как-то непривычно звучат они, как говорится, «не ложатся на душу». А вот слова «ангельское пение» нам понятны и не вызывают возражений. Действительно, в истории – и дохристианской, и новозаветной -  мы встречаем свидетельства духоносных людей о том, что они слышали пение ангелов, оно реально существует в духовном мире и может быть нами воспринято. Насколько же важна область поющейся молитвы, если она имеет корни и продолжение в невидимом мире, где душа будет пребывать вечно.

Исследуя  богослужебные книги, построенные на певческой системе осмогласия, о. Павел Флоренский пришёл к выводу, что центральным словом Октоиха, Миней, Триодей, вокруг которого вращаются дневной, седмичный и годовой круги  богослужений, является слово «свет».  Именно к этому свету, через который мы духовно зрим Того, Кто сказал: «Я Свет миру!» - и призывает нас богослужебное пение. 

Каждый день в храмах поётся: «Свете Тихий святыя славы…» Но как же свет может быть «тихим» или «громким»? Может быть, вернее будет сказать: «яркий» или «тусклый»? Разве свет может иметь «громкость» или «тихость»? Оказывается, может. Идущий от Бога, свет в буквальном смысле, звучит в  богослужении, являя этим единство и неразделённость Божественных энергий.  Он – действительно тихий, сфера его явления – тонка, его звучание подобно действию Бога в мире, Который, по слову пророка Исаии,  «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит» (Исаия, 42,3).

 Познание этого тонкого звучания Божественного света является частью Священного Предания, хранимого Православной Церковью. И чтобы нам яснее представить себе значимость этой сферы церковной жизни, вспомним недавнюю историческую эпоху, когда течение церковной традиции из полноводной реки сократилось до ручейков, и связь, казалось бы, прервалась. Но прошло немного времени, и всё вернулось «на круги своя», вновь наступило «мирное и благоденственное житие». Восстанавливаются по чертежам и фотографиям храмы,  по древним образцам пишутся иконы и фрески,  новое поколение священнослужителей учится и совершает богослужения по сохранившимся книгам… Ну а как быть с пением? Как быть с управлением пением, то-есть, с дирижированием? Ведь с той поры не осталось ни видео -, ни звукозаписей, по которым можно было бы восстановить образ звучания. Да,  можно  восстановить ноты, их рисунок и написание. Но ведь ноты – по смыслу – знаки, они обозначают, что петь. А вот как  петь? Так ли, как поют обычно народную песню, или, может быть, так, как исполняют классическую мелодию? Спросим - для сравнения - иконописца: можно ли писать икону теми же художественными приёмами, что и портрет? Спросим священника: можно ли ему совершать богослужение - пусть и в прекрасно украшенной одежде, - но не в традиционном церковном облачении? Можем ли мы в этих случаях поступать так, как нам кажется или нравится, исходя из своего опыта, вкуса, или исходя из потребностей и эстетических предпочтений  сего преходящего и, прямо сказать, лукавого века? Ответ ясен: не можем, так как всё, что происходит в Церкви, должно быть освящено духом церковной традиции, иметь церковный стиль исполнения: от архитектурной символики зданий храмов до украшений иконостаса и облачений священника. А стиль богослужебного пения: каким он должен быть? Как донесётся с крылоса светлое слово до молящихся в храме: в тихом шелесте ангельских крыльев, или же громкий шум «крылошан» заглушит тонкую тихость божественного света?  Будет ли в пении слышно духоносное слово, или же будут звучать красивые аккорды (по выражению святейшего Патриарха Алексия I: «…легкомысленные сочетания звуков,.. отвлекающие от молитвы»)?  И ещё вопросы: от кого зависит, каким духом будет наполнено пение  и вся внешняя – очень немаловажная - сторона богослужения? От взмаха чьих рук – как крыльев – зависит явление слова в пространстве храма? Будут ли эти взмахи – жесты - подобны ангельским движениям, или же они будут скопированы с концертной сцены?  Кто явится посредником между написанными знаками  и молящимся в храме народом?  В данное историческое время имя такому посреднику: регент. А как регент узнает, – каким же образом надо «исполнить молитву нашу Господеви»? Где взять верный образец пения богослужебного слова?  Высокий смысл слов молитвы требует и духовной формы своего звучания. По мысли философа Ивана Ильина, «духовное содержание ищет себе верную и совершенную форму». Какой  должна быть эта форма духовного пения: «верная и совершенная»?  

Вопросов много. Чтобы на них ответить не словом, но делом, необходима личность, носитель живого церковного предания, человек, у которого есть силы, талант и возможность передать драгоценные формы православной традиции новому церковному поколению. Эту миссию  выполнил патриарх Пимен.

По воспоминаниям современников, Святейший был удивительно поэтически настроенной личностью. В уединённые  часы, свободные от трудов и молитвенного правила, он писал простые и безыскусные стихи, проникнутые теплом религиозного чувства. Они открывают нам неожиданную сторону его личности.  Его лирические стихи напоминают произведения наивного, но искреннего народного творчества, являя детскую искренность и чистоту души. Это, без сомнения, Божий дар.  Именно такой личности Промысел Божий и судил быть живым носителем церковного певческого предания в те не простые годы.

Вот некоторые из стихов-воспоминаний Святейшего Патриарха: сначала юноши Сергия, затем инока Платона, а потом уже иеромонаха и игумена  Пимена, - о начале своего пути.

 …Пел и читал я на клиросе левом,

Проповедь слушал, на службы смотрел.

Много служило тогда мне примером,

Устали не было, духом горел.

 В праздничные дни Сергий – в храме. Читает и поёт на клиросе, пономарит в алтаре, иподиаконствует.

 Наконец стал я петь в правом хоре –

Моей радости нет уж границ!

И на спевках в церковном притворе

Много вписано славных страниц.

 Позднее Святейший напишет такие строки:

 …Были раньше и мы голосисты,

Пели в храме в былые года…

В Богородске Сергия, обладавшего прекрасным голосом, приглашают сначала на клирос, а в 1923 году - в архиерейский хор Богоявленского собора. Здесь надо сказать, что город Богородск – ныне Ногинск - во  второй половине XIX — начале XX веков был одним из значительных центров старообрядчества Подмосковья. Бережное отношение к старым обрядам, являющееся характерной чертой древлеправославия, касалось и певческой стороны богослужения. Уважительное отношение к традициям, конечно же, проявлялось не только в старообрядческих общинах. Оно было своеобразным «камертоном» всего культурного пространства тогдашнего Богородска, что, несомненно, оказало влияние на формирование мировосприятия будущего патриарха.  Пение в хоре соединялось у молодого певчего с серьёзными теоретическими занятиями. Сергий делал большие успехи под руководством известного профессора Александра Воронцова и его помощника Евгения Дягилева, впоследствии монаха Данилова монастыря - Иоанна. Овладев секретами вокального и регентского искусства, он пробует силы в управлении хором своих сверстников при паломничестве по святым местам Центральной России. Эти первые шаги молодого регента были во многом решающими. Юноша вступил на путь, к которому всегда стремился. 

Вот несколько поэтических воспоминаний будущего патриарха о тех, кого он считал своими учителями церковного пения.

 (О священнике Владимире Борисове)

Был священник Владимир Борисов.

Проповедник, богатый познаньем,

Да и регент к тому же большой. 

Он учил меня чтенью с познаньем,

С прилежаньем и всею душой.

 (О диаконе Георгии)

…Обиход любит пенья простого…

 (О священнике  Петре)

Самый же младший священник в соборе 

Всеми   любимый людьми отец Петр. 

Время проводит в народном он хоре, 

Юрок и быстр, как каспийский осетр.

 (О певчем Кириллыче)

Опираясь на книги рукою,

И оставив всё множество дел,

То Кириллыч с огромной душою

Первым тенором сладостно пел.

 Прост он был, но богат созерцаньем,

Имя Божие в сердце носил,

Обладал христианским сознаньем,

И о радости вечной просил.

 Имея таких учителей и наставников, молодой регент постигал святоотеческое понимание природы богослужебного пения, которое утверждает, что церковное пение -  форма соборной молитвы, это и есть сама молитва. Пение в храме не является музыкой. Задача музыки – отдохновение, доставление слушателям удовольствия. Стремление же получить удовольствие в молитве - путь к прелести. Святитель Игнатий (Брянчанинов) поучал: «Не ищи в молитве наслаждений. Желание грешника ощутить наслаждение есть уже самообольщение».  (Свт. Игнатий (Брянчанинов), Аскетические опыты, т. 1).   

В сентябре 1925 года, под Всенощную на монастырский праздник Сретения Владимирской иконы – Сергий Извеков пришёл в московский Сретенский  монастырь. За Всенощной  канонаршил. Голос его понравился настоятелю монастыря епископу Борису, и вскоре владыка постриг его в рясофор с именем Платон. Юный инок проходил послушание помощника монастырского регента. В конце 1925 года монастырь закрыли, и инок Платон, по приглашению епископа Даниила (Троицкого) начал регентовать в храме Спаса Преображения в Пушкарях, который был неподалёку от Сретенского монастыря. В 1926 году инок Платон руководил хором в храме Флора и Лавра, что у Мясницких ворот, а затем в храме преп. Максима Исповедника на Варварке. В 1926 году его пригласили управлять хором в храм преп. Пимена Великого в Воротниках, где он нёс послушание до сентября 1932 года. Знаменательно, что и монашеский постриг совершён был над иноком Платоном (4 октября 1927 года, в пустыни Святаго Духа - Параклита) именно в те годы, когда он нёс  церковное послушание в качестве регента. От этого периода сохранилась фотография монаха Пимена с надписью на обороте:

 «Моим старательным певчим и добрым друзьям: Михаилу Ивановичу и Евфросинии Кононовне Соколовым на долгую память о нашей совместной работе и о моем недостоинстве. Благодарный регент монах Пимен Извеков.  1 мая 1929 года ».

В 1935-36 годах будущий патриарх регентует в Богоявленском Дорогомиловском  соборе, где  принял хор, организованный ранее известным регентом Павлом Константиновичем Нестеровым.

О своём знакомстве с иеромонахом Пименом в Дорогомиловском соборе вспоминал протоиерей Анатолий Правдолюбов: «В сторожке собора беседовал с моим наставником епископом Георгием (Садковским) и со мною  регент собора - иеромонах Пимен. Он рассказывал о том, как его (по моему мнению - прекрасный, одухотворенный) хор не сразу стал таким, но после большой проделанной над ним работы. Прежде всего, отосланы были из хора многие знаменитые, но не подходящие к составу истинно церковного хора певицы. Им было вежливо воздано по заслугам, но сказано, что характер их голосов совершенно не подходит для хора. Были набраны певицы другие, с бесстрастными голосами, строгими, ровными, как у мальчиков. Вообще подобраны были голоса строго по единству тембров, обеспечивающих чистое и совсем бесстрастное звучание. Разумеется, и на дикцию было обращено должное внимание. И вот, - пишет о. Анатолий, - получился хор, не мешающий молиться. «У нас есть намерение – продолжал отец Пимен, -  совершенно перейти со временем на исполнение только обиходных мелодий, изгнав излишне бравурное и сольное пение совсем». Этому, к сожалению, не суждено было осуществиться. На будущий год отца Пимена на своём месте я уже не застал, и тот небесный характер звучания в хоре совершенно исчез». Затем и собор был взорван. Отец Анатолий рассказывал, что во время службы, потрясённый неземным пением хора отца Пимена, он упал на колени в алтаре и плакал, вспоминая Владимировых послов князя Владимира. «Прослуживши 25 лет священником, - вспоминал он, - никогда не мог я устроить хор по сердцу. Хотя бы некое подобие того, какой был у отца Пимена».

Иеромонах Пимен успешно руководил церковными хорами, продолжая лучшие традиции  русских церковных дирижёров. По свидетельству современников, песнопения, в исполнении хоров, им возглавлявшихся, звучали проникновенно и отличались большой молитвенной настроенностью.

Позднее, будучи Первоиерархом, Святейший Патриарх Пимен так  говорил об особенностях православного богослужения, церковной музыки и основных задачах регента:

«У нас иногда говорят, что песнопения Русской Православной Церкви «намоленны». Это глубокая правда, ибо молитва и пение проникают друг в друга, и никакая церковная мелодия не существует сама по себе, но только в связи с текстом молитвы. Пение вносит в церковную службу искусство, идущее от сердца, имеющее своими истоками древнюю культуру, религиозную и национальную, понятную нашему верующему народу во всех его поколениях. Мы тщательно сберегаем старинные церковные распевы: знаменный, киевский, греческий, болгарский и другие. Мы с благодарностью храним также произведения многих русских композиторов, вложивших свой гений  в религиозную музыку».                  

Делясь своими впечатлениями от общения с Патриархом в период своего управления хором в Богоявленском патриаршем соборе, регент Геннадий Харитонов писал: «Будущий Владыка не стремился специально быть регентом, но в силу того, что являлся музыкально одарённым человеком, им стал. На формирование его певческого вкуса сильное влияние оказали Павел Чесноков, Александр Кастальский, профессор консерватории Александр Воронцов. Регентом он был очень строгим и не позволял на клиросе вести разговоры. Дисциплина была железная». Как-то раз он сказал Г.Харитонову: «Неси свой крест регента, как я несу свой крест патриарха». Другого регента патриаршего хора, Виктора Комарова, патриарх ласкательно именовал «оберрегентом».

Святейший обладал от природы редкостным голосом - великолепным лирическим баритоном с объёмным звуком, прекрасными верхами. По свидетельству одного из иподиаконов, много лет сопровождавшего патриарха на всех его богослужениях, святейший Пимен ни разу (!) не сделал ни одной ошибки при чтении Евангелия, канонов, акафистов и других молитв.

Патриарх Пимен был объективен к церковной музыке разного времени. Когда речь заходила о стилях, о том какая музыка «более» церковная, а какая «менее», он говорил:

«Если ещё до рождения Спасителя хвалили Бога в кимвалех, гуслех и органех, как могут люди утверждать, что для Господа приемлем только один стиль? Все творения при разумном исполнении звучат как гимн, как пища духовная».

При этом были у него и личные вкусы. Ценил произведения Степана Смоленского, Николая Данилина,  Павла Чеснокова и вообще строгий московский стиль. Он всегда указывал, что репертуар следует подбирать по составу хора. Если состав не позволяет, то и не нужно брать сложные произведения. Неизменной оставалась просьба о том, чтобы в службе преобладали больше сугубо молитвенные произведения.

Вот несколько воспоминаний современников Святейшего из различных мест его послушаний.

Рязань – 1947 год

Отец Пимен, энергичный, необыкновенно собранный. Обладал прекрасным сильным голосом с приятным тембром. Каждое слово, произнесённое в алтаре или около алтаря, было чётко слышно в конце большого собора. Кто хоть раз слышал его голос (чтение, пение), сохранил это неповторимое впечатление на всю жизнь. Настоящий дар слова.

Ростов-на-Дону – 1948 год

Во время его службы в Малом Николаевском храме вместо хора пели прихожане. Вскоре в соборе был организован архиерейский хор. Инициатива  принадлежала игумену Пимену, который любил профессиональное церковное пение. По воспоминаниям тех же ростовчан, игумен Пимен был премного одарён: писал стихи, рисовал, вышивал, сам вышил на фелони икону преп. Пимена Великого, своего небесного покровителя.

Псково-Печерский монастырь – начало 1950-х годов

На Пасху архимандрит Пимен поднимался на колокольню и просил звонарей научить его трезвону. Он был упорным учеником и колокольный звон, в конце концов, освоил.

Троице-Сергиева Лавра – 1950-е годы

Из воспоминаний регента академического хора

Марка Харитоновича Трофимчука:

Помнится, в Великий Пост наместник (архим. Пимен) предложил нам по-другому спеть «Помилуй мя, Боже» на каноне св. Андрея Критского. Вначале пропеть «Помилуй мя, Боже», сделать паузу, и далее «Помилуй мя».

Из воспоминаний  архим.  Матфея о службах Патриарха в Лавре:

С ним было петь очень легко. Он всегда интересовался жизнью хора… Святейший, бывало, стоит на кафедре, а сам зорко смотрит на хор. Следит, как кто ведёт себя, и потом делает внушение: «Так нельзя себя вести».

1957 год – епископская хиротония в Одессе. Готовясь к ней, будущий епископ составил подробный репертуар песнопений Всенощной и Литургии, которые должны были звучать во время одного из важнейших Богослужений его жизни. Список этот сохранился и свидетельствует сегодня о вкусах и предпочтениях многолетнего регента. В Синодальной библиотеке сейчас хранится нотный архив Богоявленского Елоховского собора времён служения в нём патриарха Пимена. В нём содержится  немало нотных сборников, им лично переписанных -  изумительно красивым каллиграфическим (по свидетельству очевидца) почерком.

Святейший патриарх достойно исполнил завет святых отцов Церкви, в частности, русских святых, один из которых, святитель Феофан Затворник, оставил нам такое наставление: «Надлежит заботиться, чтобы пути, коими расходится слово Божие, были хранимы и непресекаемы, - чтобы не умолкала проповедь искренняя, чтобы богослужение совершалось по чину и в назидание, чтобы иконописание было здраво и свято, пение трезвенно, просто и благоговейно. Исполнение сего лежит на служителях алтарей».

Процитирую высказывание ещё одного святителя – святейшего Патриарха Алексия I, прозвучавшее здесь, в стенах Московских духовных школ, 18 апреля 1948 года: «Необходимо принимать все меры к тому, чтобы церковное пение вполне отвечало своему высокому значению в православном богослужении. Мы должны обратить самое тщательное внимание на дело церковного пения в наших храмах,.. чтобы оно соответствовало своей цели;.. мы должны сделать всё возможное для того, чтобы изгнать мирской дух из нашего церковного пения, обратиться к древним его прекрасным образцам, столь любезным сердцу верующего и молящегося православного христианина». Это благословение своего предшественника по Патриаршему престолу – тогда игумен, а позднее святейший Патриарх Пимен принял,  исполнил и продолжил со всяким душевным тщанием, так как оно полностью соответствовало его духовным устремлениям и желаниям.

В качестве эпилога можно привести ещё один незаметный, но многозначительный эпизод из нашей недавней истории, свидетельствующий о важности и жизненной необходимости  той заботы, которая проявлялась Святейшим патриархом Пименом в отношении церковного пения. 1983 год. Задолго до 1988 года начинается подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Обращение в Совет по делам религий с предложениями от Патриархии, подписанное Святейшим Пименом: «…п.29: Изготовление юбилейной антологии церковно-хоровой музыки Русской Православной Церкви: партитуры, грампластинки, кассеты».  (Надо сказать, что вплоть до 1988 года в Журнале Московской Патриархии запрещалось печатать ноты церковных песнопений,  тем более, конечно, речи не было ни о каких звукозаписях. Мне вспоминается, с каким радостным удивлением, просматривая очередной номер единственного тогда периодического церковного издания, мы вдруг  обнаружили там несколько строк певческой партитуры. Это было тогда так необычно). На тот момент просьба Патриарха была удовлетворена только в части грампластинок, и то - не более пяти дисков, с оговоркой: «В подарочных целях». Мимолётный штрих эпохи свидетельствует о том, насколько тогдашние власти опасались широкого распространения лучших образцов богослужебного пения, которое являло собой высочайшую музыкальную культуру и разрушало идеологический штамп об «отсталости и бескультурии церковников». Официальные идеологи того времени понимали, что церковное пение является мощной силой, сплачивающей православный  народ. Духовное пение можно уподобить некоему звуковому раствору, которым скрепляются камни в процессе построения здания Церкви (из видения Ерма). И как крепость и качество строительного раствора должны быть предметом постоянного внимания строителей земных стен и домов, так и состояние  духовного раствора, соединяющего народ «едиными устами и единым сердцем» - церковного пения -   должно быть – и всегда было предметом внимательных забот первоиерархов Русской Православной Церкви и, в частности, Святейшего Патриарха Пимена.

И совсем последнее. В качестве постскриптума, приведу свидетельство одной из наших педагогов (Людмилы Георгиевны Стальской). Она вспоминает, как однажды,  в Богоявленском соборе, отвечая в конце Литургии на поздравления (видимо, был день его тезоименитства) и, поблагодарив хор за пение (что он делал всегда неопустительно), патриарх Пимен посмотрел на  певчих, стоявших высоко вверху на хорах, и проникновенно произнёс: «Как бы я хотел быть сейчас с вами!»  

 Дополнение

(перед выступлением хора Регентской школы)

Переходя к певческой части нашего праздника, надо сказать, что Регентская школа, хор которой сейчас будет петь, являлась с самого своего начала любимым детищем святейшего патриарха Пимена, предметом его особых попечений и усилий. Именно – усилий, так как мы здесь слышали о тех препонах, которые ставили идеологические структуры того времени церковному пению.  Их руководители и слышать не хотели о том, чтобы дать возможность Церкви готовить певческие и регентские кадры. В этих условиях Патриарх своими молитвами, заботами, своей ответственностью покрывал растущие нежные всходы будущей школы, находил возможности сохранять кадровый преподавательский состав для «несуществующей» в чиновничьих бумагах школы. Такое отношение патриарха, его участие и интерес к жизнеобеспечению Регентской школы, конечно же, вдохновлял нас, нашего замечательного руководителя, Николая Васильевича Матвеева, который, как и святейший патриарх Пимен, явился реальным носителем певческого церковного предания, перенесшим сквозь годы всевозможных «переломов и перестроек» традиционный стиль московского синодального хора и передавшим нам приёмы регентского дела, которые и мы считаем своим долгом передать  нынешним учащимся нашей школы. Сделать это Николай Васильевич мог в те годы только под покровом патриаршего омофора.

Наш хор начнёт своё выступление с одного из любимейших песнопений святейшего патриарха Пимена – рождественской стихиры «Ликуют ангели» протоиерея Димитрия Аллеманова. Эту стихиру хор Регентской школы готовил на каждый Рождественский академический праздник, проходивший в малом актовом зале Церковно-археологического кабинета, и на который всегда, несмотря на немощи телесные, приезжал святейший патриарх, чтобы, может быть, ещё раз вспомнить «славные страницы», как он писал в стихах, своей певческой юности, слушая пение молодёжного церковного хора, в то время – очень редкого.  Хора, можно сказать, в некотором смысле – не земного, но ангельского, – раз  его не существовало в земных человеческих документах!

Мы верим и надеемся, что, несмотря на прошедшие десятилетия, святейший патриарх Московский и Всея Руси Пимен сейчас присутствует душой с нами, здесь и днесь, и как всегда,  внимательно слушает так любимое им – церковное пение.

Сайт кафедры Церковной истории МДА