МДА – 320 лет!

13 октября 2005 г.

13 октября, накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы, в Московской духовной академии - старейшем высшем учебном заведении нашей страны -начались торжества, посвященные 320-летию ее основания. Торжественное Всенощное бдение в Покровском академическом храме совершили архиепископ Тихвинский Константин, ректор Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии, архиепископ Верейский Евгений, ректор Московской духовной академии и семинарии, епископ Брянский и Севский Феофилакт в сослужении ректора Минских духовных школ архимандрита Леонида (Филь), а также академического духовенства. За богослужением пели три академических хора под управлением игумена Никифора (Кирзина), иеромонаха Лазаря (Гнатив) и диакона Максима Тыртышного.

В 21:30 в Троице-Сергиеву Лавру прибыл Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, который завтра возглавит Божественную литургию в Покровском храме МДА и прочие юбилейные мероприятия.

МОСКОВСКАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ И ИСТОРИЯ ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ

На образование на Руси в разное время смотрели по-разному в зависимости от эпохи. Культурные традиции Домонгольской Руси были чрезвычайно богаты. Расцветом можно назвать XI век, когда русская земля насчитывала около 400 городов, и примерно 1/5 всего населения являлось горожанами, причем, видимо, поголовно грамотными. Скандинавы даже называли нашу страну «гардарики» - «страна городов». Известно, что дети Ярослава Мудрого породнились с многими правящими домами Европы, однако, прибыв туда, оказались чуть ли не единственными грамотными людьми. Тогда в Западной Европе грамотность являлась практически монополией духовенства, там царило темное средневековье. Киев, тогда центральный город Руси, являлся средоточием разной книжности. Наше влияние было столь сильным, что многие кочевые народы, соприкасавшиеся с нашей страной, постепенно входят в культурную орбиту оседлой жизни.

Однако татаро-монгольское нашествие и непрекращающаяся агрессия Запада свели практически на нет все культурные достижения, в том числе и в отношении образования. И до средины XVII века образование на Руси сводилось к умению читать и писать, а отдельные выдающиеся личности самообразовывались через начетничество. Особенно ярко отсутствие системы образования на нашей Родине ощущали европейцы. «Россияне в письменах толь не искусны, яко в писании и прочтении книг совершенство учения полагают. Паче же и самые священницы толико суть грубы, яко токмо прочитавати едину и вторую Божественного Писания главу или толкование умеют — больше же ничтоже знают», — читаем об умственном развитии наших предков XVII века в учебнике по истории Европы Самуила Пуффендорфа, переведенном при Петре I. Действительно народ русский не знал тогда ни школ, ни университетов.

С середины XVII века возникают кружки устремленных постигать «учение свободных мудростей». Начатком Российской науки стало открытое с согласия Патриарха в 1632 году греком Арсением и реорганизованное в 1649 году боярином Ф. М. Ртищевым Греко-латинское училище, которому стал активно покровительствовать Патриарх Никон. Тем не менее он же положил препятствие для дальнейшего становления школы, обременив учителей-иноков (Епифания Славинецкого, Арсения Сатановского) трудами по исправлению богослужебных книг.

Дело образования воплотилось в жизнь при вступлении на царский престол сына Алексея Михайловича царя Феодора. Русский иеромонах Тимофей, вернувшись после длительного проживания в Греции и Палестине в Москву, на представлении царю поведал об оскудении греческих наук на Востоке из-за притеснений мусульман и латинян. Феодор Алексеевич понимал, что Россия остается единственным оплотом Православия, а хранить истинную веру возможно лишь при знании источников ее: Священного Писания, деяний Вселенских и поместных соборов, творений отцов Церкви — доступны же они лишь на греческом языке. Царь просил Патриарха Иоакима учредить в Москве греческое училище, и тот «исполнися великия радости слышав сия, и абие приложив желание к желанию, ятся дела немедленно». В 1679 году открыто училище при типографии во главе с ректором иеромонахом Тимофеем.

Менее чем через три года царю показалось мало начатков греческого учения. Он предложил преобразовать училище в академию с широким кругом наук, чтоб Москва по полноте курса обучения не уступала странам европейским. Патриарх не спешил давать благословения, поскольку первым претендентом в ректоры был настоятель Заиконоспасского монастыря Сильвестр Медведев, самый ревностный «папежник». Он как и Феодор Алексеевич был воспитанником Симеона Полоцкого, который получил образование в иезуитских университетах Польши и не знал греческого языка. Медведев и Полоцкий написали Привилегию (т.е. устав) предполагаемой академии, ориентируясь на систему западных католических университетов. Планы прозападной партии рухнули со смертью царя в 1682 году.

Патриарх Иоаким не терял времени и неотступно просил у Восточных патриархов прислать ученых греков для поддержания православного направления в Московской школе. В 1685 году наконец прибыли в Москву «словеснейшие и мудрейшие иеромонахи» Иоанникий и Софроний Лихуды с рекомендациями от патриархов Константинопольского и Иерусалимского.

Далеко не без трудностей происходило становление школы, смерть патриарха Иоакима сильно замедлила этот процесс, а с воцарением Петра I в Россию все более активно стало проникать западное влияние. За несколько месяцев до смерти патриарх Адриан по повелению царя против воли ставленника рукоположил киевского игумена Стефана Яворского на Рязанскую митрополию. Митрополит Стефан возглавил Церковь, как Местоблюститель патриаршего престола, и Академию, как поставленный Петром протектор Московской школы. Он был лучшим из тогдашних воспитанников Киевского коллегиума, довершал свое образование в Лембергской и Познанской иезуитских школах, поэтому и считал западную схоластическую систему лучшим образцом научного знания. Начало латинизации образовательной программы положил указ Петра I от 1701 года о введении в Академии преподавания латыни. Естественным итогом начавшейся реформы стало приглашение в 1704 году преподавателей из Киевской академии, которые привезли учебники на латыни и ввели в жизнь Московской академии порядки западных школ: все преподается на латыни. Так воцарилась в Академии схоластика.

Академия оправдала заботы царя и труды Местоблюстителя. Призванная давать России образованное духовенство, она стала источником кадров не только для Церкви, порождая деятелей государства и светской науки (известнейшие из них: директор типографии Ф. И. Поликарпов, управляющий коллегией иностранных дел Н. Н. Бантыш-Каменский, профессор медицины С. Г. Забелин, литератор и посол России в Европе А. Д. Кантемир, географ и путешественник С. П. Крашенинников, ученый-энциклопедист М. В. Ломоносов, математик Л. Ф. Магницкий).

С 1718 года главным помощником Петра в делах духовного управления становится митрополит Псковский Феофан (Прокопович), а митрополит Стефан фактически отстранен от влияния. Феофан Прокопович в 1720 году составил «Духовный регламент» — законодательный акт, определяющий основы церковного управления, в одном из разделов которого установлены принципы духовного образования и организации духовных школ. В Академии теперь для учащихся введен ценз состоятельности и происхождения, как мера отсева ищущих места в обществе, а не науки. Будучи профессором богословия, Феофан проложил новую дорогу русской богословской школе, подняв ее до научного уровня. Он компенсировал господство в Академии схоластики введением антагонистического ей начала в российское богословское образование — системы протестантского богословия, принимая за образец лютеранские догматики Герарда и Квенштадта. Вопреки «тиранству предзанятого мнения» схоластических сумм (summa theologiae) он желал пробудить в учениках жажду истинного живого знания. Однако, архиепископ Феофан замечает, что при использовании достижений «новейших иноверных учителей» преподаватель православный «должен не учиться от них и полагаться ни их сказки, но только руководство их принимать, каких они от Писания и от древних учителей доводов употребляют».

Как итог исторического влияния двух систем — митрополита Стефана (Яворского) и архиепископа Феофана (Прокоповича) — в жизни Церкви и духовном образовании можно привести слова Ю. Самарина: "Первая из них заимствована у католиков, вторая — у протестантов. Первая была односторонним противодействием влиянию реформации; вторая таким же односторонним противодействием иезуитской школе. Церковь терпит ту и другую, признавая в них эту отрицательную сторону. Но ни той, ни другой церковь не возвела на степень своей системы, и ни той, ни другой не осудила…». Это лишь период становления русского богословия, результатом которого явилось поколение выдающихся иерархов — основоположников самобытной богословской науки в Русской Церкви.

Отцами новой эпохи духовного образования стали Московские первосвятители Платон (Левшин) и Филарет (Дроздов), учитель и ученик. Для рождающегося детища — русского богословия — Московская славяно-греко-латинская академия стала Alma mater.

С учреждением синодальной системы в России Московская академия стала подведомственным Синоду учреждением, лишившись отеческого попечения Московских первосвятителей. Лишь в 1775 году, вступив на Московскую кафедру, архиепископ (с 1787 года митрополит) Платон (Левшин) буквально выпросил (истребовал) у Синода Академию, которая и была вверена в его полное управление и протекторат. Стремление к созданию самобытной богословской традиции побудило митрополита к разрыву связей с традицией западной: более киевские преподаватели не приглашались в Академию, но сам Протектор искал и готовил для нее научные кадры. Воспитанник, а после преподаватель Московской академии, он знал ее жизнь изнутри, поэтому сразу начал широкую плодотворную реформу Духовной школы: постепенно вводится преподавание на базе родного языка (еще в бытность архимандритом Платон составил на русском языке учебник «Сокращенная христианская богословия», 1765), начинается активная борьба с наследием схоластики, в курс вводятся новые дисциплины — обличительное богословие, экзегетика и церковная история, среди древних языков особое внимание получает греческий. Заботясь о многостороннем и современном образовании студентов митрополит Платон многих благословлял посещать лекции в Университете, с которым в результате установились тесные связи и было открыто «Дружеское ученое общество». Также он положил начало русскому ученому монашеству, организовав институт стипендиатов-«платоников» — усердных к науке и склонных к монашеству учащихся. В ряде подробных инструкций он расписал всю жизнь Московской академии и открытой им Троицкой Вифанской семинарии, направляя уклад школ на воспитание благоговения учащихся к будущему пастырскому служению, доверительного отношения их с преподавателями. Личное влияние его было огромно, поскольку митрополит общался с воспитанниками запросто, отдавая все свободное время. Созданная им атмосфера превращала коллектив Духовных школ в семью, которая искренне считала его своим отцом. Но митрополит Платон не был либералом ни в вопросах науки, ни тем более веры. Он ясно выразил свой взгляд на основы духовного просвещения, изобразив на хорах храма Троицкой семинарии Спасителя в окружении отцов и учителей Церкви и часто повторяя: «Вот Христова академия и Ректор ея». Вместе с питомцами Академии, которые к концу XVIII века заняли все важнейшие архиерейские кафедры, благодатный дух христианского просвещения платоновской эпохи распространился во всей России. Но в этот период успехи образования не были еще установившимися, а держались на трудах отдельных дарований, вдохновленных гением митрополита Платона.

Для выхода Академии на уровень систематической церковной науки необходима была коренная реформа духовного образования. Осуществил итоговую редакцию нового устава Академии и воплотил его в жизнь Духовных школ любимый ученик митрополита Платона, в котором маститый иерарх хотел видеть «опору старости», будущий святитель Московский Филарет (Дроздов). Он как ректор Петербургской академии воспитал первый ее выпуск по новой программе, лучших из выпуска определил преподавателями Московской академии. Ему же было поручено 1814 году введение нового устава в Московской духовной академии, которая с переводом из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру вступала в период (зенит, расцвет) научной самостоятельности. Но не всем иерархам было по душе обновление принципов духовного образования. В 20-е годы реакция застала Московскую академию, когда преподавание в ней, преодолев схоластику, находилось на взлете. Сохранить Академию от реакционных нападок и попыток начальственного вмешательства помогла лишь ревностная опека поставленного в 1821 году на Московскую кафедру святителя Филарета. Он принял Московскую академию в свое полное попечение по традиции, положенной митрополитом Платоном, — так из рук в руки совершилось преемство от славного учителя к великому ученику. Личное влияние митрополита Филарета оставалось определяющим в нравственной и научной жизни Академии на продолжении всего XIX века. Главной задачей духовных школ митрополит видел воспитание «благочестивых и просвещенных служителей Слова Божия». И для достижения этой цели святитель Филарет счел необходимым упразднить телесные наказания и жесткие меры в Академии: «Пристрастие не должно иметь места в духовных учебных заведениях. …Наказания должно заменять словом и убеждением». Будучи деятельным хранителем православного Предания, он считал богословские науки неотъемлемой частью духовной жизни христианина — поэтому для живого и плодотворного восприятия Божественных истин он составил новый план богословского курса для высших Духовных школ «Обозрение богословских наук» (1814). Как ученый-энциклопедист святитель Филарет авторитетно направлял творческие силы Академии в различных направлениях: систематической деятельности по переводу и изданию творений святых отцов Церкви, участии в проекте перевода Библии на русский язык, составлении собственных конспектов и программ академических курсов. Хорошо известно широкое участие Святителя в учебном процессе: он часто сам проверял сочинения студентов и участвовал в экзаменах, следя за направлением обучения и уровнем. Видимым результатом направления, данного святителем Филаретом Академии, стала плеяда оставивших след в церковной науке воспитанников и сохранение ими академической преемственности. Исключительным явлением в жизни Академии стал протоиерей А. В. Горский, воспитанник и друг святителя Филарета, продолживший начатую им линию духовного и научного курса, занимая пост ректора в 1862–1875 годах. Филаретовский дух сформировал не одно поколение воспитанников Московской духовной академии, определив их богословские и церковно-политические взгляды. Даже в конце XIX века он ощущался у многих богословов и иерархов, которые старались передать этот дух следующим поколениям, как связующую основу между зданием церковной науки и фундаментом живой православной веры.

Наступающий XX век готовил для Академии тяжелые испытания. Дух западничества и вольнодумства со времен Петра I и Екатерины II, проникший в Россию, обретал силу. Общество было сбито с духовных ориентиров, потеряв свой главный культурный стабилизатор – православную аристократию. И революционные потрясения не заставили себя ждать.

Последний год до закрытия советской властью Московская духовная академия прожила под покровительством и отеческой заботой архиепископа Московского Тихона (Белавина), который вступил на кафедру Первосвятителей по выбору делегатов епархиального съезда. Тогда, в июне 1917 года, даже получивший крайне либеральное направление печатный орган Академии писал: «Московская духовная академия, отныне автономная, свободно приветствует нового главу Церкви Московской и своего почетного Попечителя искренним и убежденным: άξιος!». На престольный праздник все были утешены служением в академическом храме Покрова Божией Матери митрополита Тихона, который после присутствовал на открытом собрании Совета и годичном акте Духовной школы. Еще более укрепилась связь святителя Тихона с Академией во время его пребывания нареченным Патриархом Всероссийским в Троице-Сергиевой Лавре (ноябрь 1917): он служил в Академии заупокойную службу в день поминовения святителя Московского Филарета и почтил присутствием торжественное собрание, посвященное его памяти. Служил в Академии нареченный Патриарх и на следующий день, исполняя желание профессоров и студентов помолиться с ним перед вступлением на престол Российских первосвятителей. Особо следует отметить, что правой рукой патриарха Тихона стал профессор и проректор Академии архимандрит Иларион (Троицкий), позже архиепископ Верейский. Именно его пламенная речь на Поместном Соборе 1917–1918 годов положила окончание спорам о восстановлении патриаршества в России, помогла осознать, что сердце России бьется в Москве, в Кремле, у переднего правого столпа Успенского собора — это сердце Патриарха. Вторым горячим поборником патриаршества стал архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), бывший ректор Московской академии. А удаленный от ректорства в МДА Временным правительством епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский), поставленный наместником Данилова монастыря, смог собрать в обители ядро единомышленников Патриарха. Их святитель Тихон часто с благодарностью называл «даниловский синод», получая деятельную поддержку даже в самые тяжелые моменты, особенно при борьбе с чумой обновленчества. Так Московская духовная академия, получив бытие заботами и любовью Московских Первосвятителей, сторицею возвращала долг любви: в переломный момент времени именно ее верные чада стали деятельными орудиями Промысла Божия в возрождении Русской Церкви и возобновлении патриаршества.

Впервые после закрытия МДА в 1918 году вопрос о воссоздании духовных школ в диалоге с советской властью поднял Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) при встрече в Кремле с руководством страны во главе со Сталиным. Эту встречу можно с полным основанием назвать исторической, поскольку произошел перелом в отношениях с государством. Митрополит Сергий спокойно и с достоинством указал на необходимость широкого открытия храмов, выборов патриарха, которого со дня смерти святейшего Тихона в СССР не было 18 лет, открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Сталин спросил: "А почему у вас нет кадров? Куда они делись?". Митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) смутились: кто не знал, что "кадры" уничтожены. Местоблюститель нашелся: "Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза". Сталин довольно усмехнулся, сказав: "Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о вас". Затем он стал вспоминать семинарские годы... Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником. Разговор принял непринужденный характер. Советский вождь, желая использовать авторитет Церкви в международной политике СССР, предложил сразу открыть Академию и несколько семинарий, но иерархи отказались тогда от поспешных шагов из-за отсутствия преподавателей. В итоге уже после блаженной кончины святейшего патриарха Московского и всея Руси Сергия в июне 1944 года открыты в Москве Духовные школы РПЦ.

Патриарший Местоблюститель митрополит Алексий (Симанский), сам выпускник МДА 1904 года, взял под свое непосредственное руководство возрождающееся духовное образование. Он не скрывал желание видеть возрожденную Духовную школу «преемницей по духу и силе МДА, которая создавалась и процветала под покровом и благословением преподобного и богоносного отца нашего Сергия». На третий учебный год по открытии Православно-богословского института и Богословско-пастырских курсов Алексий I, уже в сане Патриарха, благословил преобразование этих учреждений в Московскую духовную академию и семинарию. Чаяние Святейшего о пребывании МДАиС в Троице-Сергиевой Лавре сбылось в октябре 1948 года, когда инспектор архимандрит Вениамин (Милов) освятил здание Царских чертогов — историческое место Академии у Троицы. Спустя несколько дней Патриарх возглавил первый годичный акт новой МДА. Чтобы увидеть определение Промысла Божия в этих событиях, необходимо вспомнить пророческое деяние свт. Филарета Московского: он, находясь в дружбе с семьей матери будущего Патриарха Алексия I, в один из частных визитов к ним одел при всех на шею отроковицы свою панагию. Тогда многих смутил его поступок, а сейчас ход истории открывает нам духовную связь двух великих русских первосвятителей, которая одной из основных сторон имеет их любовь к духовному образованию и МДА в частности. Теперь легко видеть — Святейший Алексий I был для МДА тем же, что в свое время свт. Филарет: он так же входил в повседневные нужды Академии, подбирал по духу и личным качествам преподавателей, входил в решение учебных вопросов при затруднениях у Ученого совета, внимательно следил за ходом воспитания будущих пастырей, порой изменяя прещения администрации студентам как к снисхождению, так и к более строгому взысканию. Как и свт. Филарет, обладая обширной богословской эрудицией, Патриарх просматривал темы курсовых работ и диссертаций, отменял, предлагал свои, читал сам многие кандидатские работы и рецензии на них, а также все магистерские и докторские диссертации, исправляя научные неточности, ошибки изложения, стиль. Он знал по опыту недостатки дореволюционной Академии, поэтому особо призывал преподавателей и студентов разрабатывать насущные для Церкви темы, «практически полезные и посильные», а не «возрождать» схоластику. Все 25 лет своего отеческого попечения о Московской духовной академии Патриарх Алексий I был тем кормчим, который весь строй жизни, обучения и богословской науки направлял по ориентирам святоотеческого учения и Предания Восточной Церкви, какие в начале XIX века определил митрополит Московский Филарет. Для себя Святейший воспринял из наследия своего духовного руководителя принципы управления Церковью, а также трепетное и ревностное попечение о МДА. Академия стала родным и близким детищем Патриарха: мало того, что он неопустительно посещал академические торжества, но часто приезжал неофициально — присутствовал на экзаменах и уроках. Даже благословлял проводить в Академии личные праздники (85-летие, 50-летие архиерейского служения) и некоторые общецерковные торжества (50-летие восстановления патриаршества). Таим образом, именно попечением Предстоятеля РПЦ Московская духовная академия приобрела исключительное значение и авторитет в жизни Церкви (? Вселенского православия), и главную задачу этого тяжелого времени — восстановление церковной жизни страны — Святейший Патриарх осуществлял во многом с помощью воспитанников Академии.

Новый Патриарх Московский и всея Руси Пимен был хорошо знаком с Академией, ее жизнью и проблемами, поскольку еще в 1954 году поставлен наместником Троице-Сергиевой Лавры. Уже к тому времени многие насельники обители имели за спиной проведенные за партами Московских духовных школ годы. Архимандрит Пимен по благословению Патриарха Алексия I сумел в короткие сроки организовать и профинансировать восстановление и роспись Покровского академического храма, освященного в 1955 году. По избрании на патриаршее служение он воспринял попечение об Академии с особой заботой, поскольку вновь крайне серьезной для Церкви стала в 70 годы кадровая проблема кадров. Это результат хрущевских гонений на Церковь, когда государство изощренными методами ограничивало число учащихся в Духовных школах, а молодые способных выпускники не допускались к преподаванию. Святейший Пимен смог изменить положение к лучшему, так что в конце 70 годов существенно увеличился приток абитуриентов и начался рост числа священнослужителей. Более того, Патриарх нашел способ для восстановления научно-богословской базы с согласия советского правительства: Церковь начала очень активно участвовать в богословских контактах с западным инославием. РПЦ расширила программы богословских собеседований с евангилическими Церквами Восточной и Западной Германии (с 1974 года регулярно проходили «Загорские собеседования» в МДА), Финляндии, епископальной Церковью Англии. Советское общество желало показать себя лояльным к Церкви и поэтому вынуждено было санкционировать межхристианские диалоги РПЦ, участие в экуменических контактах с ЕСЦ. Патриарх же ссылался на то, что для проведения богословских встреч на высшем уровне Церкви необходимо воспитывать богословов, ради чего добивался возможности увеличить число учащихся в МДА и Аспирантуре при МДА, оставлял одаренных выпускников для преподавания в МДАиС, возобновлена работа Сектора заочного обучения при МДА. Словом Усилиями Святейшего воссоздана база для воспитания просвещенных служителей Церкви, могущих дать ответ о истинной вере и атеисту и инославному миссионеру, и сектанту. Однако не обходилось и без потерь: советские власти пытались взять реванш, вынуждая закрывать некоторые периферийные семинарии, открытые с большим трудом. Но Святейший Патриарх шел на жертву, ибо видел, что с окончанием открытых гонений через грубое насилие наступила пора холодной войны против Церкви, а на войне не без потерь. Сам Патриарх признавался, что чувствует себя как птица в золотой клетке — на виду все подчеркнуто любезно, а за спиной совершаются самые гнусные и коварные антицерковные деяния. Ему и многим деятельным иерархам и священникам не давали встречаться с паствой, чтоб люди не услышали живого слова проповеди, правды о положении вещей в «свободном обществе». Очень тяжело было вести любую церковно-просветительскую и духовно-образовательную деятельность. Тогда, как и всюду в стране, и в МДА у стен были уши. В это тяжелое время психологического террора Патриарх Пимен особо поддерживал Московскую Академию своими частыми визитами, присутствием на торжествах, экзаменах, классных занятиях, общей молитвой за богослужением в отстроенном его заботами храме Покрова Богоматери. Больше всего сохранилось фотографий утешительных посещений Патриарха в архиве Академии именно за годы первосвятительства Святейшего Пимена. Сам Патриарх был самоучкой в богословской науке, но его проповеди и слова к студентам и преподавателям Московских духовных школ исполнены не столько добрых пожеланий и напутствий, сколько святоотеческих ориентиров на духовном пути. Патриарх Пимен, как и Алексий I, видел главной задачей Духовных школ воспитание и духовное формирование будущих пастырей Церкви, поэтому присутствуя на лекциях, Его Святейшество обращал внимание на все аспекты жизни духовных школ и учебного процесса, раскрывал сущность пастырского служения. 80-е годы явились временем кризиса советского государства и эпохой радикальных перемен в истории России, но существенных перемен во взаимоотношениях Церкви и государства пока еще не произошло. Первые серьезные изменения в своем негативном отношении к Церкви советские власти были вынуждены сделать в 1988 году, когда состоялся Поместный Собор, приуроченный к празднованию 1000-летия Крещения Руси. И эта благая перемена стала венцом усилий Патриарха Пимена и воспитанных его трудами деятелей Церкви, имена которых помнит МДА в числе учивших и учившихся в ее стенах.

Патриаршее служение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II по воле Божией совпало с изменением общественно-государственного положения РПЦ. Освободившись от тотального контроля со стороны государственных структур, от довлеющей необходимости помогать компартии «делать политику» в сфере международных отношений, Церковь вместе с тем столкнулась с неожиданной и сложной проблемой: как реализовать полученную внешнюю свободу? Поле деятельности открылось необозримое и по-новому остро прозвучали слова Спасителя: «Жатвы много, а делателей мало…» (Мф. 9: 37; Лк. 10: 2). Началом процесса было открытие возможно большего числа епархиальных семинарий для решения вопроса кадров. Это в итоге дало возможность, чтобы Московские Духовные Академия и Семинария по благословению Святейшего Патриарха Алексия II вошли в этап реформы — преобразования учебного процесса для всецелой ориентации на подготовку преподавательских кадров и на научную деятельность. Сначала указом Патриарха по новому пятилетнему плану обучения с выходом на уровень высшего духовного учебного заведения реорганизована Семинария, а грядущий 2005/2006 учебный год даст первый выпуск реформированной Академии с трехлетним учебным планом, которая по светским меркам представляет собой аспирантуру. Реформа Московских духовных школ стала той генеральной линией участия Патриарха в жизни МДАиС, которая по замыслу его Святейшества должна утвердить жизнь нашей Церкви в русле Православного Предания и духовного опыта Вселенской Церкви.