День памяти профессора МДА протоиерея Феодора Голубинского

24 августа 2013 г.

22 августа день памяти профессора Московской духовной академии протоиерея Федора Голубинского. В течение многих лет Голубинский был главным духовным и ученым авторитетом академии. Благодаря ее выпускникам – ученым, архиереям, иереям, авторитет его, вообще авторитет церковной науки распространялся среди духовенства России.

Федор Александрович родился в Костроме 22 декабря 1797 г. Отец его Александр Андреевич (фамилии у него не было!) - сначала псаломщик, потом священник. В 1806 г. Федор Александрович поступил в Костромскую семинарию. Довольно любопытна история его фамилии. Однажды ректор семинарии увидел такую сценку: маленький семинарист с кулаками нападает на большого, который был так кроток и добродушен, что не защищался. Ректора поразило такое незлобие. «Прозывайся ты с этих пор Голубинским», - решил он.

Учась в семинарии, Голубинский занимал должность информатора греческого языка. В 1814 г. он был вызван из костромской семинарии в состав 1-го курса открывшейся тогда Московской Духовной Академии. В Академии он участвовал в создании в 1816 г. и деятельности студенческого философско-богословского общества «Ученые беседы».

По окончании курса Академии Федор Александрович был оставлен на кафедре философии, которую он и занимал 36 лет, до самой смерти. Ф.А. Голубинский, как глубокий знаток всей философской традиции, был известен не только в России, но и в Западной Европе, и вел переписку со многими европейскими философами. Однажды немецкий философ Шеллинг сказал русскому князю, пришедшему слушать его лекции: «Молодой человек, стыдно Вам, Вы едете на чужбину искать просвещения и не знаете, что оно у Вас под руками. Отыщите профессора Федора Голубинского. Из всех людей, теперь живущих, нет ни одного, столько хорошо понимающего и способного так хорошо истолковать Вам ту философию, которую Вы ищете». Голубинский был членом С.-Петербургского Археологического общества и Копенгагенского общества северных антиквариев.

В духовном облике Федора Александровича, в его мировоззрении и философской системе видна та гармония веры и знания, которая стала характерной чертой лучших ученых Академии и всей русской духовной традиции. Лекции свои Голубинский начинал обычно с чтения главы из библейской книги Премудрости Соломона, и целью своих лекций ставил возбудить, воспитать и направить любовь к премудрости Божественной, предназначенной человеку. Признавая основой познания Божественное откровение, Федор Александрович в то же время отстаивал права разума на исследование истины. Голубинский утверждал, что помимо непосредственно Божественного откровения существует и откровение опосредствованное, которое дается нам через философское умственное творчество, подкрепляемое данными внутреннего и внешнего опыта.

У Федора Александровича было необычное и очень плодотворное отношение к философскому наследию. Он говорил: «Цицерон думал, что нет философской системы, в основании которой не лежал бы какой-нибудь великий абсурд. Я думаю, с другой стороны, что нет ни одного широко распространенного  заблуждения, в основании которого не лежало бы фундаментальной истины. Станьте на точку зрения, из которой развилось заблуждение, и тогда, только тогда, вы поймете это». Величайшую любовь Голубинский проявлял к древнейшим философам. Он подробно излагал на лекциях учения Сократа, Платона, Аристотеля, Конфуция, Зороастра, Пифагора и других философов, причем в их учении он видел путь приготовления человечества к принятию христианства. Федор Александрович рассказывал студентам о наиболее выдающихся священных писаниях культур Востока, таких как Бхагаватгита, Зендвеста, законы Ману. Говоря о новейших философских учениях, он часто указывал на идеи, которые были известны еще древним. В философии древних индийцев и китайцев он находил проблеск современных философских идей, у них открывал и нравственные понятия более высокие и чистые, чем у современников.

Увлекался Голубинский вопросом о состоянии души по разрешении ее от тела. Он обращался к древним преданиям Талмуда и Каббалы, к рассказам о ясновидящих, о явлениях из мира духовного. Эта тема рассматривается в его книге «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Эта книга высоко ценилась в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, о чем свидетельствует любопытный рассказ помещенный в «Троицкие листки с луга духовного. С. 116.»:

В Сергиевом Посаде жили два друга: Николай Иванович Шабунин, заведовавший лаврской аптекой, и некто Сергей Сергеевич Бочкин. Шабунин был старше С.С.Бочкина, иногда позволял себе допускать фантазерство по вопросам веры, а С.С.Бочкин в религиозных убеждениях был строго православен. Иногда их разговоры касались темы вечных мучений. При этом всякий раз Н.И.Шабунин фантазировал, как и многие, говоря, что вечных мучений не бывает. «Не может быть, — утверждал он, — чтобы Бог осудил Свое создание на вечные мучения». А Бочкин, на основании слов Господа в Святом Евангелии: идут сии в муку вечную (Мф. 25, 46), считал истиной существование вечной муки. Шабунин обычно упорствовал, и спор друзей кончался тем, что они оставляли этот вопрос до смерти кого-нибудь из них. Кто первый умрет, уславливались они, тот должен, если на то будет воля Божия, обязательно явиться из загробной жизни оставшемуся в живых и сказать, есть ли вечное мучение. Шабунин говорил шутя: «Ну, Сережа, придется мне являться к тебе из загробного мира с ответом о вечных мучениях. Я старше и несомненно умру прежде тебя». Бочкин отвечал: «Бог знает, кто из нас умрет первым, может случиться, что я, молодой, умру прежде тебя». Так и вышло. Прошел год после их разговора. Бочкин заболел. Ему сделали операцию, которая оказалась неудачной, и он умер. После его смерти, накануне сорокового дня, Н.И.Шабунин, ложась спать, читал книгу профессора Голубинского «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Почувствовав усталость, он положил книгу под подушку и уснул. Только он задремал, как ясно видит перед собой Сергея Сергеевича. Лицо его было молодо, необычайно красиво и исполнено радости. Одежда на нем была изящная, что особенно привлекло внимание Н.И.Шабунина, а в его галстуке сияла крупная брошь, переливаясь всеми цветами радуги. Бочкин, подойдя к Шабунину, сказал: «Есть жизнь светлая, вечная, есть и муки вечные, уготованные собственным произволением грешников». Бочкин сказал другу еще несколько слов и в завершение добавил: «Всего сказанного мной ты и не упомнишь, но у тебя лежит под подушкой книга. Прочитай в ней с особенным вниманием шестую и седьмую главы, и твой ум просветится благодатной истиной о Жизни Вечной. В этой Жизни существуют и неизреченное райское блаженство, и мука вечная». Когда Шабунин проснулся, то немедленно зажег огонь и с великой радостью прочитал в книге Голубинского указанные места. От прочитанного ум как бы просветлел, а сердце наполнилось радостью и успокоением. Он искренне благодарил Бога за Его великую милость к нему, а С.С.Бочкина — за дружескую любовь, которая вечна и не умирает.

В течение многих лет Голубинский был главным духовным и ученым авторитетом Академии. Благодаря ее выпускникам – ученым, архиереям, иереям, авторитет его, вообще авторитет церковной науки распространялся среди духовенства России.

С 1818 до 1822 он преподавал историю философских систем; с 1822 по 1830 метафизику и нравственную философию и с 1824 по 1830 введение в философию; с 1830 до 1842 историю философских систем; с 1842 по 1854 метафизику и историю древней философии.

Голубинский создал в Московской Духовной Академии философскую школу онтологизма, укореняющего духовные движения человека в Боге. Его последователями были В.Д.Кудрявцев-Платонов, Алексей И.Введенский, еп.Никанор, А.М.Бухарев (архим.Феодор). Его формулировка философии была широко воспринята нашей духовной философией. Большое значение для русской философии имела идея Голубинского, воплощенная им в своей жизни, о том, что философское познание, как восприятие Премудрости Божией, не доступно одному интеллекту, но является делом жизни цельного духовного человека, преображающего окружающую жизнь, светскую культуру и быт в духе Премудрости Божией. То основоположное значение, которое Голубинский придавал в своей философии Премудрости Божией, было, по свидетельству о.П.Флоренского, воспринято (через сына Голубинского - Димитрия Феодоровича) и развито Вл.Соловьевым в его софиологии. Историософия Голубинского сформировала основные понятия Н.И.Надеждина. Имело место влияние Голубинского на славянофилов. Вместе с тем, очевидно, что его философия не сыграла значительной роли в борьбе идей XIX-XX веков. Объяснение этому дал Вл.Соловьев. Называя Ф.А-ча «богатырем мысли и знания», он указывает на отсутствие у нас науки, как сообщества исследователей. «Наши лучшие ученые похожи не на притоки могучих рек, текущих в моря...,- а только на ключи, одиноко бьющие в пустыне».

Голубинский был известен русскому обществу не только, и не столько своей философской системой, сколько своим духовным обликом, но и философия его была не теорией, а «мудростью жизни». Многое говорит о том, что он был серьезным богословом. Голубинский был членом Редакционного Комитета по изданию Творений святых отцов. Он, как и его духовный друг, алтайский миссионер архим. Макарий (Глухарев), переводил Библию; переводил на немецкий язык «Катехизис» митр.Филарета; оставил глубокие проповеди. В 1826 г. Голубинский был определен членом Комитета цензуры духовных книг. В своей деятельности цензора он был прежде всего научным редактором.  Он исправлял богословские ошибки, вкравшиеся в подготовленных И.В.Кириевским переводах святоотеческой литературы старца Паисия Величковского, в статье В.А.Жуковского «Две сцены из «Фауста», неточности в проповедях свят.Иннокентия Херсонского. В свои редакторские труды Голубинский вкладывал недюжинное трудолюбие, так для нескольких строк цензорских в книге Венелина он перечитал тома. Много сил отдал он переводам немецких авторов.

Голубинский был сторонником «внутреннего христианства», духовного течения александровской эпохи, церковная ветвь которого стремилась восстановить и распространить христианское просвещение, миссионерство, мистическое и интеллектуальное познание, христианское единство, преодолеть межконфессиональную рознь и, шире, вести духовный диалог с представителями всех религий и течений. Среди обращенных Голубинским в христианство были вольтерианец граф В.Толстой, иудей Гирш Карасин. Федор Александрович обладал даром духовного совета. В его доме бывали иерархи и дьячки, ученые и странники, масоны, рационалисты, сектанты. Голубинскому митр.Филарет поручал показывать иностранным гостям Троицко-Сергиевскую Лавру, Академию. «Федор Александрович был главою наставников, столпом Академии и патриархом философов» (Д.Кастальский), живым преданием Академии. Все ректора и профессора Академии, многие иерархи на протяжении нескольких десятилетий были его учениками. Память и любовь к ученикам у Голубинского была удивительной. Он узнавал по почерку всех воспитанников Академии за тридцать лет и называл по имени, отечеству и фамилии. Многие видные писатели и деятели почитали Голубинского «умнейшим, образованнейшим и прекраснейшим представителем русского духовенства и русской науки» (кн.А.Голицын, немецкий барон А.Гакстгаузен, граф М.В.Толстой, М.П.Погодин, С.П.Шевырев и др.).

В 1828 г. Голубинский был рукоположен во священника (приписан к Вознесенскому монастырю в Кремле; служил в Сергиевом Посаде). В 1829 г. произведен в протоиереи, определен членом Академического правления. За годы священнослужения награжден скуфьей, камилавкой, наперсным крестом, орденами Анны 3-й и 2-й степени. Митр. Филарет хотел сделать его протопресвитером, как видно из любопытного документа, обнаруженного нами в Российском государственном историческом архиве.

* * *

Канцелярии Обер-прокурора Св. Синода

О профессоре МДА Голубинском

началось 1840 г. 8 марта

кончено 1840 г. 8 марта

III отделение собственной Его Императорского  Величества

Канцелярии

Экспедиция

Санкт-Петербург

марта 8 1840 г.

№№ 1193

О Профессоре Голубинском

Его сиятельству Графу

Н.А. Протасову

Милостивый Государь Граф Николай Александрович

На сих днях получено мною частным образом следующее достоверное сведение: в Москве многие удивляются распространившемуся там слуху, что будто на вакантное значительное и почетное место Протопресвитера Большаго Успенскаго Собора, представлен в числе кандидатов, профессор МДА Голубинской, тогда как на это место всегда представлялись старцы, известные своим отличным благочестием и православием; Профессор же Голубинский, пользующийся особенным благоволением Московскаго Митрополита Филарета, касательно образа его мыслей, в общем мнении слывет за человека страннаго и загадочнаго, имеющего знакомство с лицами таких же качеств; между тем многие из духовенства, нерасположены к нему, так что определение Голубинскаго в Прото-Пресвитеры Московскаго Успенскаго собора, произвело бы неприятное впечатление в народе, привыкшем видеть на сем месте духовную особу в православии которой несомненно уверены.

Долгом поставляя сообщить Вашему Сиятельству о таковом полученном мною частным образом сведении, на усмотрение, имею честь быть с совершенным почтением и преданностию.

Вашего сиятельства

покорнейший слуга

Граф Бенкендорф

* * *

По-видимому, донос гр. Бенкендорфа оказал свое действие – протопресвитером Голубинский не стал. Что касается полицейской характеристики философа Голубинского, как человека «странного и загадочного» - удивляться ей не приходится. Проф. П.П. Делицын любил в лицах рассказывать многочисленные забавные случаи, происходившие с Голубинским по причине его постоянной отрешенности, погруженности в философию, а также близорукости. Оригинальна была сама его внешность, когда он в священническом облачении шел академическим садом на лекцию, неся в руках по связке книг, из которых он читал студентам отрывки философских произведений. В саду к нему непременно подходили под благословение академические служители. Голубинский каждый раз клал книги на землю и истовейшим образом благословлял. На лекцию он всегда опаздывал и всегда пересиживал, так что следующий преподаватель должен был просить его оставить класс. Один раз на масленице пришел Федор Александрович к Петру Спиридоновичу Делицыну, увидал у детей его рассказы многотомного английского писателя в русском переводе, заинтересовался и читал на первой неделе том за томом, забыв о службах, так что, наконец, в среду или в четверг его насилу вытащили в церковь.

Последние годы Голубинского были трагичны. Он овдовел, в 1852 г. умерли два его сына: это потрясло его здоровье, он ослабел в ногах. В 1854 г. Голубинский представлен к увольнению. Умер он 22 августа 1854 г. в Костроме, куда приехал для посещения родственников и могил родителей. В последние минуты перед кончиной Ф.А. сказал священнику: «теперь я вижу истинный свет». Когда Филарет, митр. Московский узнал о кончине Голубинского, он писал: «Мир душе отца протоиерея Феодора: когда вземлются добрые, мне приходит на мысль, не приближается ли наказание нам остающимся».

Наибольшее влияние Голубинский оказал на трех будущих профессоров Академии – философа В.Д. Кудрявцева-Платонова, математика Д.Ф. Голубинского и историка А.В. Горского.

Его лучший ученик и преемник на кафедре философии В.Д. Кудрявцев-Платонов был крупнейшим философом-популяризатором и богословом. Самый знаменитый русский философ Влодимир Соловьев в течение года слушал его лекции в Академии. Философскую школу Голубинского и Кудрявцева стали называть «школой верующего разума».

Сын Голубинского – Дмитрий Федорович был любимцем академической корпорации и студентов. Своей кротостью, бескорыстием, глубокой верой, степенным видом, интонациями голоса и речи, неспешной и глубоко обдуманной, он походил на своего отца. Жил холостым. Дмитрий Федорович был профессором математики. Его любовь к Богу сочеталась с любовью к природе и к науке о природе, во всем он созерцал премудрость Божию и следы откровений. У него был слезный дар: на службе в академической церкви он весь погружался в молитву и слезы текли по его лицу. Ярко описано академическое богослужение того времени в воспоминаниях студента в юбилейном сборнике «У Троицы в Академии» (Сергиев Посад, 1914). Богослужение было неторопливое, благоговейное, упорядоченное. В большие праздники оно совершалось всем собором академического духовенства во главе с ректором. Хор состоял исключительно из студентов. Пение было осмысленное, стройное. Так хорошо могут петь только люди, понимающие православное богослужение и смысле его песнопений. И характер богослужения в академической церкви носил в себе особенный отпечаток – отпечаток разумной, осмысленной церковности. Не было какой-либо пышности, искусственности, была солидарность клира и мирян, учителей и учеников, что-то глубоко любовное, священно-мистическое, захватывавшее собою всех. «Едиными усты и единым сердцем» возносилась общественная храмовая молитва. Этому способствовало, главным образом, непосредственное участие в молитве с учащимися их профессоров. Студентам очень нужны наглядные примеры, непосредственное живое общение с зрелыми членами Церкви, сумевшими сочетать научность и церковность.

Наиболее полно продолжил духовные, научные и педагогические традиции Федора Александровича Голубинского Александр Васильевич Горский, сын костромского кафедрального протоиерея, прибывший в 1828 г. в Академию с рекомендательным письмом отца к «несумненному благодетелю» земляку – профессору Ф.А. Голубинскому. Федор Александрович принял большое участие в Горском, давая ему советы и наставления относительно занятий, направляя его и поддерживая. В семье профессора Горский был как родной. Большое значение на судьбу Горского имела рекомендованная Голубинским дружба с Филаретом (Гумилевским). Благодаря Горскому, применившему историко-критический метод Ф.А. Голубинского в области церковной истории, и его продолжателям, церковно-историческая школа Московской Духовной Академии стала главным ее вкладом в науку, главным плодом ее деятельности.

Андрей Платонов

www.golubinski.ru/academia/fgolubinski.htm