Игумен Всеволод (Варющенко): «Неплохо сдал экзамены – и меня благополучно не взяли»

В семинарию я поступал три раза, так как это для меня это было непросто.  

Вообще в Церковь я пришел в старших классах школы. Потом поступил в технический институт, стал инженером. В храм ходил, но таясь, чтобы знакомые не знали.

Потом  познакомился с духовником из Троице-Сергиевой лавры и ездил к нему, наверное, лет 10. То есть созревал для поступления в семинарию потихоньку. У меня и мысли не было поступать, работа программиста нравилась. Но спустя какое-то время духовник, видимо, увидел сложности в совмещении духовной жизни и моей работы. Например, вечером, когда я приходил на богослужение, мне было сложно перестать думать о работе, в голове сами собой продолжали решаться технические задачи.  И батюшка сказал: «Хватит тебе в твоем НИИ распивать чаи, давай думать о поступлении в семинарию». И дал задание – читать как можно больше духовной литературы, потому что в семинарии заниматься этим будет некогда: все будет посвящено учебе. И еще сказал, что надо увидеть церковную жизнь с изнанки, чтобы потом не смущаться разного рода искушениями. Поэтому я года два по вечерам ходил в Тихвинский храм у ВДНХ в те будние дни, когда там служил совсем ещё молодой отец Владимир Чувикин. Он вел будничную службу, находясь на клиросе, и учил нас, молодых ребят и девушек, уставу, чтению и пению. Спаси его Господь.

И вот я начал читать книжки, а через 3 года духовник благословил, и я подал прошение о поступлении. Собрал документы, приехал, неплохо сдал экзамены – и меня благополучно не взяли. Никто мне не говорил, по какой причине, а уже позже я узнал, что со стороны Совета по делам религий существовал негласный запрет принимать людей с высшим образованием. А у меня-то оно было!

Что касается самих экзаменов, вопросы больше задавали на проверку церковности, например, проверяли знание богослужебных текстов. В частности, меня спросили о «заамвонной» молитве. А я ее к тому времени уже всю запомнил.

Абитуриент должен был знать несколько утренних и вечерних молитв, псалом 90-й и псалом 50-й, иметь какое-то  представление о содержании Евангелия. Конечно, это основная книга для православных христиан, но в те времена Новый Завет  был не у всех. Помню, многие абитуриенты отвечали: «Нет, у меня этой книги нет». И о содержании Евангелия люди составляли представление по тем отрывкам, которые читали в храме за богослужением. Даже из многочисленных тогда антирелигиозных книг умудрялись по крупицам собирать.

Конечно, в городах книги доставали, а вот в деревнях и поселках с этим было труднее. Даже у священника взять книгу было непросто: он должен был очень хорошо Вас знать, быть уверен, что Вы или кто-то еще не донесет, что он снабжает Вас духовной литературой. Мне давали книги верующие знакомые. Кто-то – самиздат, кто-то – сохранившиеся дореволюционные издания.

То, что я не поступил, означало для меня полную перемену жизни. Обратно в мой НИИ меня не брали, потому что была секретность, допуски и все такое, а тут такой эпизод в биографии – попытка поступления в духовную школу! И я устроился дворником в храм Адриана и Наталии в Бабушкине, который был недалеко от моего дома.  Папа мой за сердце хватался: как это так, сын-инженер – и работает дворником при храме! В те годы в этот же храм перевели отца Александра Куликова, он давал мне читать святых отцов, ненавязчиво советовал, на что обращать внимание в духовной жизни, рассказывал об исповедниках, с которыми Господь сподобил его общаться. Удивительно, что, не будучи моим духовником, он с радостью всем этим богатством со мной делился.

Потом я поступал еще раз – снова не взяли по той же причине, и только на третий раз мне удалось поступить. Это был уже 1984-й год, как раз сняли эту преграду, и в семинарию набрали большущий класс людей с высшим образованием. Конкурс был 4-5 человек на место.  

Собеседование принимал владыка ректор, Архиепископ Александр, и лично говорил с каждым из 450-ти абитуриентов!  Мне, например, задал такой вопрос: «Каково основное содержание Послания к римлянам?» Еще были собеседования у проректора по учебной работе, у инспектора, старшего помощника инспектора.

Помню, тогда на вступительных экзаменах писали мы изложение – эпизод из Книги Деяний Апостольских об обращении Корнилия сотника. Написал я легко, так как к тому времени многократно прочитал этот эпизод в составе Священного Писания.

Кроме того, к нам приглядывались дежурные помощники – как мы ведем себя на трапезах, как ходим на богослужения (а бывать на них полагалось ежедневно), с кем общаемся. Уже потом, когда я сам стал преподавать, мне разъяснили, что людей отбирали не только по тому, какие знания они показывали на вступительных, но и исходя из того, что человек собою представлял.

В те годы люди хотя и осторожничали, но все же в лавре знакомились друг с другом легко, потому что находили сродных по духу людей. Вообще обстановка была необыкновенная – помогали друг другу, подсказывали, хотя и знали, что конкурс большой. Помню, меня чуть не до слез поразило, когда несколько сотен молодых людей не таясь запели Отче наш.

Во время вступительных экзаменов мы жили в лавре и были обеспечены всем необходимым. Рассказывают, что когда в 50-х поступали, материальное положение было очень тяжелое, и абитуриентам приходилось брать с собой и подушку, и постельные принадлежности и запас продуктов на несколько дней.

Как это принято в Московских духовных школах, помимо вступительных экзаменов мы привлекались на послушания. До сих пор я хожу по Академии и вспоминаю: эту дорожку камнем вымащивал, а тут мы деревья сажали, а здесь нынешний лаврский архимандрит прудик закапывал.

Сдал экзамены – и меня приняли сразу во второй класс (поэтому, наверно, так внимательно на экзаменах проверяли). Потом с середины третьего «перебросили» в четвертый. И в итоге вместо положенных 4-лет я прошел курс семинарии за 2 года.

А в Академию практически «автоматом» отбирали тех, кто неплохо закончил семинарию и выразил желание учиться дальше. Может быть, для тех, кто приезжал из других семинарий, и были какие-то особые вступительные экзамены, но точно уже не помню.