Епископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт: Я понимал, что шансов у меня немного

Не скажу, что были какие-то особые явления или чьи-то слова, которые подтолкнули бы меня к этому шагу. Но у меня был очень хороший учитель – был, потому что сейчас молюсь о его упокоении – отец Петр Нецветаев, в то время настоятель храма Архистратига Божия Михаила города Грозного. Он никогда не понуждал меня к принятию священства или к желанию поступить в семинарию, а просто был хорошим священником.  Глядя на него, общаясь с ним, делая что-то по его благословению в храме, я понял, что хочу идти в семинарию. Для меня это стало настолько естественным,  словно ничего кроме этого и не было. И когда я поступил в семинарию, многие спрашивали: «Ты из рода священников? У тебя отец священник или кто–то в семье?» Нет, папа к тому времени погиб, меня воспитывала мама. Она была человеком совершенно светским, военным, и ничто дома не было сообразно укладу жизни будущего священнослужителя. Но был образ отца Петра.

Когда я принял решение поступать в духовную семинарию, понял, что для этого надо готовиться. Я закончил школу, узнал условия поступления (нужно было знать молитвы, историю, Священное Писание) и год работал у мамы на предприятии и готовился. А потом поехал в Ставрополь, подал документа, сдал экзамены и, слава Богу, поступил.

Конечно, я знал о Московской и Санкт-Петербургской духовных семинариях, но как-то так сложилось, что поступал в Ставропольскую. Она ближе всего к Грозному, и наши батюшки много рассказывали о семинарии, о своих духовных наставниках.

Экзамены у меня принимал нынешний ректор Московских духовных школ архиепископ Верейский Евгений, тогда – ректор Ставропольской духовной семинарии. Помню его очень острый взгляд и готовность всегда задать какой-то живой, неожиданный вопрос. На экзамене я стал читать «Трисвятое» и от волнения сделал неправильное ударение. Он спросил: «Вы всегда так делаете ударение или просто волнуетесь?». Это был совершенно неожиданный вопрос, в котором я услышал, что нужен, что в семинарии ищут не столько знания в тебе, сколько ищут тебя самого и могут понять в том числе твои ошибки, твое волнение, переживание. Переживание. В тот момент я как-то особо это почувствовал и совершенно спокойно ответил: «Батюшка, простите, это я сегодня от волнения так ошибся, а вообще-то я вот так произношу». Все заулыбались, и этой улыбки мне хватило по сей день.

Конечно, я переживал, глядя на окружающих ребят. Конкурс был 3,5 или 4 человека на место. Я понимал, что шансов у меня немного, хотя и знал положенные тропари, молитвы, ответы на вопросы. Среди абитуриентов было очень много детей из семей священников, и было понято, что скорее всего поступят именно они, что естественно, ведь эти абитуриенты более подготовлены.  Они знают, как надо вести себя, как отвечать, в конце концов, о них кто-то мог попросить. А обо мне никто не мог побеспокоиться, и кроме благословения Божия у меня не было ничего. Но это ведь самое живое и настоящее – беспокойство Неба.

Во время вступительных экзаменов мы очень много трудились. Для меня этот труд не был особенным, потому что хотя я родился в городе, мы жили своим хозяйством,  так что работать на земле, чистить картошку и заниматься прочей хозяйственной работой для меня было естественно. Было чувство, что здесь, в семинарии – как дома.

Помимо послушаний мы все вместе молились, и совместные молитвы для меня тоже были большим впечатлением. Дома я молился один. Мама уже рано уходила на работу, вечером, когда я читал вечерние молитвы, она или занималась домашними делами или даже еще не всегда приходила. А здесь было особым вдохновением, когда правило совершалось совместно и рядом стояли мои сверстники и по очереди читали молитвы. А по вечерам - эти разговоры с абитуриентами…

 Мне семинария дала две важные вещи -  само образование и друзей. Именно здесь я впервые оценил, как это замечательно – общаться со сверстниками, для которых вера является естественной частью жизни, среди которых ты не белая ворона.  В школе ведь все было по-другому, и даже не знаю, ходил ли в храм кто-то еще из нашего класса. А в семинарии можно было поделиться поразившим тебя отрывком из Священного Писания или Святых Отцов и найти беседу и отклик. Мы говорили со своими о своем,

Так что в период поступления друзья стали первым моим ярким приобретением. Мы подружились удивительно быстро, и было ощущение, словно мы вместе росли с купели. Иногда возникает вопрос: «Почему верующие люди так быстро дружатся?». А потому что  они одним миром мазаны. Если не ошибаюсь, академик Лихачев сказал, что годы учебы- время приобретения друзей. Потом эти друзья остаются на всю жизнь, а с годами приобретать друзей все сложнее. И  это действительно так. С теми ребятами и девушками, которые учились в семинарии, мы общаемся до сих пор. Хотя они стали уже священниками, матушками, я - епископ. Конечно, наше общение проходит понятно в какой-то субординации иерархического положения, но в каком-то совсем другом внутреннем напряжении – напряжении дружбы, которая началась в нашей духовной школе.

Помню вечер после экзаменов, в который мы собрались, чтобы увидеть списки поступивших. Это были как «списки жизни». Когда я увидел свою фамилию, отошел, и снова занял очередь, чтобы подойти к спискам и посмотреть. И уже когда второй раз прочел в списках свою фамилию, пошел в собор благодарить Матерь Божию за то что она под своим Покровом привела меня поступать в семинарию.

В Московскую духовную академию я поступал по благословению владыки Московских духовных школ архиепископа Верейского Евгения. Он благословил меня очень ярко, и я очень часто повторяю его слова священникам своей епархии. 

Итак, я закончил Ставропольскую семинарию, стал настоятелем храма, благочинным. Казалось, что в церковном плане есть доверие архиерея, многое делается - и этого достаточно. Естественно, я много  читал, самообразование было и остается очень важным в моей жизни. И вообще вес складывалось таким образом, что для какой-то иной деятельности, кроме церковных послушаний, времени не было.

И вот владыка Евгений приехал в Ставрополь на один из выпускных дней в нашей духовной семинарии.  И говорит мне: «Ну что, отец Феофилакт? Закончил семинарию – и этим доволен? Стал благочинным – и больше ничего нужно?». Это было неожиданно. И я говорю: «Да нет, владыка, я как-то даже об этом не думал». - Ну раз ты об этом не думал, то должен учиться  в Академии.- «Да я и так что-то читаю...» – Нет-нет -  читать это хорошо, но ты должен учиться. И не нужно довольствоваться тем, что ты имеешь сейчас, тогда все будет нормально. Нужно трудиться, тогда ты будешь еще более полезен Церкви. – «Благословите!».

И я поступил в МДА на заочное отделение. Поступал по старой программе, сдавал письменную работу и устные экзамены по билетам, которые были очень близки к выпускным билетам семинарии.  А выпускался уже по новой программе и по новым требованиям, с публичной защитой дипломной работы.

Время учебы в Академии - очень интересные годы, потому что каждая поездка на сессию была прежде всего поездкой к преподобному Сергию. Именно тогда у меня появилась какая-то особая близость и особая связь с преподобным. Как-то я сказал: «Да вот, надо ехать на сессию». И мой собеседник очень точно сказал то, что сам я побоялся произнести: «Нет-нет, ты едешь не на сессию, а к преподобному».

Потом все встало на свои места, и во многом учеба в Академии была нужна, чтобы иметь возможность бывать у преподобного, ходить на молебен с братией, молиться в Лавре, быть и причащаться там на Божественной литургии.

Сейчас вопрос дальнейшего образования стоит у меня на повестке дня, но главное в моей деятельности – епархия. Сейчас она для меня  – мой университет.