Церковь на рубеже VII и VIII столетий

Проблема рецепции правил Трулльского Собора на Западе

По завершении Трулльского Собора Церковь столкнулась с обструкцией его канонов со стороны Римской кафедры, первенствующей в диптихе. Епископ Гортинский Василий, представлявший на Соборе папу, поставил подпись под текстом трулльских канонов, причем имеющееся в Liber pontificalis (Папской книге) замечание, что он вынужден был это сделать, иными словами, находился под давлением, не соответствует действительности, но папа Сергий, получив соборные акты из Константинополя, решительно отказался их подписать, заявив, что он не сделает этого даже под угрозой смерти. Очевидной причиной такой его реакции послужили каноны, отвергающие отдельные особенности римской церковной практики: 13 (отвергающий обязательность целибата для диаконов и пресвитеров), 55 (осуждающий пост в субботу), 73 (запрещающий начертание креста на земле) и 82 (возбраняющий изображение Спасителя в виде агнца). Епископ Гортинский Василий, выполнявший на Соборе роль папского легата, не проявил, с точки зрения папской курии, должной бдительности по поводу этих канонов, вероятно, потому, что осуждаемые в них римские обычаи не практиковались ни в его церкви, ни в других церквях Крита, который хотя и входил в юрисдикцию Рима, но в культурном отношении принадлежал грекоязычному миру.

Попытка императора Юстиниана II доставить упорствующего папу в Константинополь для объяснений провалилась с потерей лица для императора – уполномоченный им на исполнение его приказа протоспафарий Захария вынужден был прятаться в покоях папы, которого он собирался арестовать, потому что римская толпа и отказавшие ему в повиновении солдаты, набранные в Равенне, защищая папу, грозили ему убийством. Это произошло в 695 г., в том самом, когда Юстиниан был свергнут с престола и подвергся увечию, от которого пошло его прозвище Ринотмет (безносый), и ссылке в Херсонес.

 

Уродование византийских императоров Юстиниана II и Филиппа

В 701 г. папа Сергий скончался, и его место занял Иоанн VI, которого смерть настигла в год возвращения Юстиниана II на престол: в 705 г. на Римскую кафедру был избран и интронизован Иоанн VII, по происхождению грек и сын имперского чиновника средней руки. Он не обладал твердостью и упорством папы Сергия, и поэтому, когда из Константинополя к нему в Рим прибыли посланные Юстинианом два митрополита, деликатно просившие его еще раз прочитать и оценить каноны Трулльского Собора, ревизовать те из них, которые представляются ему сомнительными, и утвердить остальные, он не только заверил их в согласии пойти навстречу, но даже отказался от предлагаемой ему ревизии этих канонов. Посланцы из Константинополя увидели в этом успех своей миссии и возвратились в столицу империи. Но формальной подписи под канонами папа все-таки не поставил, к тому же вскоре после переговоров с визитерами из имперской столицы, в 707 г., он скончался. Дело с принятием трулльских канонов на Западе оставалось в подвешенном состоянии, что продолжало беспокоить императора.

В 708 г. в течение 20 дней папский престол занимал сириец Сисинний. Его преемник Константин по происхождению был также сирийцем – число сирийских эмигрантов в Риме и других городах Запада заметно выросло после завоевания Сирии мусульманами. Понтификат Константина продолжался до его смерти, последовавшей 8 апреля 715 г. При нем в 709 г. жители Равенны по приказу Юстиниана II подверглись массовым репрессиям, а архиепископ Равенны Феликс, претендовавший на автокефальный статус своей церкви, был ослеплен и отправлен в изгнание в Малую Азию. Эти меры, вызвавшие бурю негодования в Италии, приняты были в угоду Римской курии, поскольку они пресекали попытку Равеннской церкви выйти из юрисдикции папского престола. Поэтому, когда, в надежде окончательно уладить затруднение, связанное с принятием трулльских правил в Риме, император пригласил папу Константина совершить визит в столицу, тот принял это приглашение. 5 октября 710 г. он сел на корабль в Порто и в сопровождении епископов Порто Георгия, Сильвы Никиты и нескольких римских пресвитеров-кардиналов направился в Константинополь, куда он прибыл благополучно весной 711 г..

Юстиниан находился тогда в Никомидии. По его указанию папу встречали в столице как лицо, равное императору. Перед городскими воротами ему навстречу вышли сын Юстиниана август Тиверий, еще ребенок, во главе сената, и патриарх Кир, преемник низложенного и ослепленного святителя Каллиника, в сопровождении сонма столичного духовенства. «В самый город Константин вступил, имея на голове митру и сидя верхом на коне, а для помещения ему был назначен дворец Плацидии. Это был последний папа, видевший Константинополь»^[1]. Ф. Грегоровиус писал это в XIX веке – в XX столетии папы неоднократно посещали город, переименованный в Стамбул. Встреча папы с императором состоялась в Никомидии. Юстиниан II облобызал стопы папы, а затем причастился Святых Таин из его рук. Ход переговоров Юстиниана с Константином остается неизвестным, но об их результатах Иоанн VIII, занимавший Римский престол более полутораста лет спустя, писал, что папа Константин «принял все правила, которые не противоречили православной вере, добрым нравам и декретам Рима»^[2], что и удовлетворило Юстиниана. Константин возвратился в Рим 24 октября 711 г. Вскоре после этого туда пришла весть о свержении и убийстве Юстиниана, в котором папа видел защитника Православия, к тому же признающего прерогативы Римской кафедры. Его смерть опечалила папу, тем более что в Константинополе после него воцарился еретик монофелит Филипп Вардан, о чем в Риме узнали скоро.

Рецидив монофелитства на Востоке

Монофелитство, выросшее не на почве искренних христологических заблуждений, подобных несторианству и монофизитству, но из придуманного по политическим соображениям на вершинах церковной и государственной власти проекта воссоединения монофизитов, решительно преобладавших в Египте и влиятельных в Сирии, с господствующей Православной Церковью, не имело опоры в народной массе – ни в грекоязычном мире, ни на латиноязычном Западе, ни в приверженных умеренному монофизитству Армении и Египте.

 

Монастырь святого Марона в наше время

Исключение составила часть христиан Сирии, духовным центром которых был монастырь святого Марона, расположенный в Апамее. Сирийское имя «Марон» представляет собой «уменьшительное от ‟мар” – Господь, господин, как греческое Кириллос – от ‟кириос”»^[3]. Это имя было распространено в Сирии, и его носили многие монахи. Одним из них был основатель монастыря, преподобный Марон-пустынник, подвижник рубежа IV и V веков, с посланием к которому обращался в свое время святитель Иоанн Златоуст. Он почитается как святой в Православной и Католической церкви. Именно его считает своим основателем Маронитская церковь, состоящая в унии с Римом со времен крестовых походов, ныне диафелитская, а до унии, заключенной в первый раз в 1182 г., а потом, после ее разрыва, возобновленной в 1215 г., – монофелитская. В монофелитский период своей истории марониты усваивали преподобному Марону-пустыннику приверженность учению о единой воле во Христе, но в источниках, относящихся к эпохе до VI Вселенского Собора, нет оснований для подобного утверждения, и современные марониты, по понятным причинам, оспаривают подобную аттестацию. Корни маронитского монофелитства иные, и они, конечно, не восходят к эпохе ранее VII столетия.

По словам одного из лучших знатоков церковной истории сирийского Востока В. В. Болотова, «в церковной истории сирийского патриарха Бар-Эврайи есть известие, что при императоре Ираклии враждовали против монофизитов монахи Марона и население Эмесы... По Бар-Эврайе, эти монахи были на стороне Ираклия. Пользуясь благодеяниями греческого императора, эти монахи могли принять экфесис Ираклия, и среди них могли явиться эпигоны монофелитов, как Константин пресвитер апамейский»^[4]. Этот Константин был родом из Апамеи, где присутствие монофелитского элемента было значительным, если не сказать преобладающим. Это он отстаивал на VI Вселенском Соборе учение об одной воле во Христе после Голгофы и поэтому был низложен Собором как еретик. «В эпоху VI Вселенского Собора, – продолжает Болотов, – всем простецам воззрения Ираклия казались древним учением, и таким образом марониты могли образовать центр против монофиситов и (вместе) не принять учения VI Вселенского Собора»^[5].

 

Патриарх Иоанн Марон

Наименование монофелитов Сирии маронитами относится уже к периоду, который последовал за VI Собором, и связано с патриархом Иоанном Мароном, вокруг которого возник легендарный туман, давший повод некоторым историкам вовсе отрицать его существование: дело в том, что, согласно маронитскому преданию, это был монах из монастыря святого Марона, которого, оценив его высокую подвижническую жизнь и богословские знания, возвели на Бострийскую кафедру, а затем, после смерти патриарха Феофана, следовательно, в 685 г., его переместили в Антиохию, на кафедру Патриархов всего Востока. Но в достоверных списках предстоятелей Антиохийской Церкви Иоанн Марон не значится. После завоевания Сирии арабами в течение нескольких десятилетий Антиохийские патриархи избирались в Константинополе и не имели возможности находиться в пределах своего патриархата. В самой же Сирии действовал запрет на замещение Антиохийского патриаршего престола, который отменен был уже только халифом Гишамом, правившим с 720 г. Он разрешил поставить патриарха Антиохийского, указав на приемлемую кандидатуру – благочестивого сирийского монаха Стефана, который и был затем избран в патриархи, но, по гипотезе В. В. Болотова, сирийские монофелиты отказали ему в признании его патриархом, потому что у них уже был свой патриарх, нелегально поставленный задолго до Стефана. «Было вполне естественно, если в каком-либо монастыре у братии явилась мысль завести патриарха негласно. Выбор мог пасть на кого-либо из братии, например, Марона. Конечно, все это делалось в величайшей тайне, потому что за это угрожала опасность поплатиться головами; тем не менее подобный патриарх мог существовать»^[6]. Им, вероятно, и стал Иоанн Марон. Время кончины его неизвестно. О его преемниках сведений нет, но, начиная с VIII века, определенно имелись маронитские епископы. После поставления патриархом Антиохийским диафизита Стефана марониты, обособившимися от православных сирийцев ввиду своего монофелитства, удалились на север, в горы Ливанские, заняв там места, откуда незадолго до этого, по мирному договору с халифатом, были переселены в пределы Ромейской империи марданиты, среди которых также могли быть приверженцы монофелитства – марониты.

Патристическое наследие рубежа VII и VIII столетий

 

Преподобный Анастасий Синаит

На рубеже VII и VIII столетий ревностным апологетом православной христологии, полемизировавшим против монофелитства, монофизитства и афтордокетизма на сирийском Востоке, был преподобный Анастасий, игумен монастыря великомученицы Екатерины на Синае. Он прожил долгую жизнь и скончался в 701 г., но время и место его рождения неизвестны. О его происхождении высказывались разные предположения. Его отождествляли с патриархом Антиохийским, священномучеником Анастасием, но это очевидная ошибка, потому что тот был замучен столетием раньше и не мог полемизировать против монофелитского учения, к тому же кончина преподобного Анастасия, как это известно из константинопольского Синаксаря, была мирной. Согласно одной из гипотез, он был «возможно, одним лицом с византийским военачальником Ваганом (Маханом) Армянином, который, согласно Александрийскому патриарху Евтихию, после поражения от арабов на реке Ярмуке (636) стал монахом на Синае и написал толкование на 6-й псалом»^[7]. Противодействуя распространению монофелитской ереси, преподобный Анастасий побывал в Палестине, Сирии, Аравии и Египте. Александрию он посещал несколько раз.

Преподобный Анастасий Синаит был основательно начитанным в патристической и классической, прежде всего философской, литературе эрудитом, искусным полемистом, замечательно владевшим аристотелевской диалектикой. Он был одним из самых плодовитых духовных писателей патристической эпохи – его наследие обширно. Хотя не все сочинения, усваиваемые Анастасию Синаиту, ему действительно принадлежат, но и те творения, которые, по признанию современных патрологов, были действительно написаны им, составляют обширный корпус. К ним относятся, в частности, «6 глав против монофелитов» и «16 глав против монофелитов», «Три слова об устроении человека по образу и подобию Божиему», толкование на Шестоднев, из 12 книг которого сохранилась лишь последняя, беседы на псалмы, проповеди на праздники и много других творений. Некоторые из них не сохранились или не обнаружены в греческом подлиннике, но известны по их сирийским, коптским, арабским и грузинским переводам. Самое обширное из его творений – «Вопросы и ответы на разные темы»; в этот сборник позже дополнительно включались библейские и святоотеческие тексты, так что выявление его оригинального состава представляет затруднения. Сборник переводился на разные языки, церковно-славянский перевод составил основу знаменитого «Изборника Святослава». Главное творение преподобного Анастасия Синаита – «Одигос» (Путеводитель). Он был написан между 686 и 689 гг. Его содержание составляет полемика против аргументации разных направлений монофизитской христологии.

Характеризуя характер и стиль богословской полемики преподобного Анастасия Синаита, протоиерей Георгий Флоровский писал: «Все его книги написаны для споров (это несомненное преувеличение – В.Ц.)... Правда, Анастасий обличает дух мелочного совопросничества; однако и сам разбирает и разрешает мелочные трудности и недоуменные вопросы»; в них «дух системы исчезает, связь слабеет и внимание теряется в лабиринте апорий... Анастасий мыслит всегда в Аристотелевых категориях, хотя и считает ‟Аристотелево пустословие” источником всех ересей»^[8].

В своей полемике против монофелитов преподобный Анастасий опровергает их недобросовестное обвинение своих оппонентов, приверженцев учения о двух волях во Христе, в том, что они, кощунствуя, одну волю во Христе считают благой, а другую дьявольской. Полемическая аргументация Анастасия основана на православной антропологии, на том, что человеческую волю по ее исконной природе нельзя считать злой и греховной. Поэтому и человеческая воля Христа, Нового Адама, подобно воле первозданного Адама до грехопадения, не была греховной, но грех Адама заключался в злоупотреблении богодарованной свободой воли, которая лишь после грехопадения стала влечься ко греху, и это ее влечение ко греху было унаследовано потомством Адама, но Господь, безмужно рожденный, имеет человеческую волю, свободную от греховного повреждения. Усвоение человеческой воле уже по самой ее богозданной природе греховного направления Анастасий квалифицирует как манихейскую ересь. Рассуждая о реальном присутствии у Христа человеческой воли, он приводит и такой довод: если бы «всечистая душа Господа была лишена воли, то ясно, что Он вынужденно подчинялся Слову Божиему наподобие бессловесного»^[9]. Преподобный Анастасий верно подметил аполлинарианскую закваску в монофелитстве, которая очевидным образом присутствовала и в монофизитском учении, логическим продолжением которого и стало монофелитство, хотя исторически оно выросло на почве халкидонитской. В этой его генетической межеумочности, в том, что оно не было порождением заблуждающегося богословского рассуждения, но искусственным конструктом, заключалась причина его нежизнеспособности, обрекавшей его на угасание и забвение.

В стороне от спора об одной или двух волях во Христе стоял самый масштабный после преподобного Максима Исповедника духовный писатель VII столетия – преподобный Исаак Сирин, но местом своего рождения (Катар), своих подвигов и своей кончины (Хузистан) он принадлежал миру даже не Ближнего, а Среднего Востока. Исаак был подданным не Римских императоров, в отличие от коптов, сирийцев и части армян, – но иранских Сассанидов, а после крушения их державы – исламских халифов. Он писал на сирийском, а не на греческом языке, хотя его творения переводились на греческий и их читали ромеи, в особенности книжные монахи; в нем они видели учителя аскезы, опытно познавшего законы духовной брани и восхождения души на высоту обожения.

Богослужебный факт его почитания в лике святых Православной Церкви представляет сложную экклезиологическую проблему, поскольку преподобный Исаак, как и значительное большинство христиан Ирана, принадлежал католикосату Востока. Эта церковь, которую не совсем корректно принято называть несторианской, вышла из юрисдикции православной Антиохийской кафедры после Эфесского Собора, догматический орос которого она отвергла, и с тех пор не имела канонического общения с Вселенской Православной Церковью. При этом собственные христологические убеждения преподобного Исаака Сирина, как и многих других христиан Ирана, были тождественны или близки богословию Халкидонского и VI Вселенского Собора, хотя он и употреблял иногда выражения, которые могут быть истолкованы как несторианские. Для него авторитетными учителями были, однако, не сам Несторий, а осужденный V Вселенским Собором Феодор Мопсуестийский, Диодор Тарсийский и всех более – святитель Иоанн Златоуст. По замечанию митрополита Илариона (Алфеева), «если Феодора Мопсуестийского и его учеников упрекали в таком разделении божества и человечества, при котором образ Христа как бы раздваивался, то у Исаака Сирина, представителя того же христологического направления, мы наблюдаем некий отход от крайностей дифизитства. Исаак Сирин не говорит о единении или, тем более, ‟смешении” двух естеств во Христе, однако у него нет и той резкой грани между божеством и человечеством, ощущение которой характеризовало школу Феодора»^[10]. Присутствие в православных святцах имени преподобного Исаака Сирина создает проблему, не сопряженную с его христологией – она относится не к области догматической, но канонической, связанной с его юрисдикционной принадлежностью. Не берясь обсуждать обозначенную экклезиологическую проблему с надлежащей ответственностью, попытаемся обойти ее ссылкой на слова Спасителя: Дух дышет, где хочет (Ин 3, 8).

Православие.RU