Архиепископ Верейский Евгений: Пастырь должен быть научен общению

Владыка, мы с Вами в каком-то роде земляки. Я родился в Йошкар-Оле, Ваши юношеские и отроческие годы прошли в Кирове, в бывшей Вятке. Поэтому не могу Вас не спросить, бывали ли Вы в Йошкар-Оле? Если да, то чем Вам запомнился визит в столицу нашей епархии?

В Йошкар-Оле я был один раз во второй половине 90-х годов по приглашению владыки Иоанна. Когда бываешь в провинции, ловишь себя на мысли, что она отличается от Москвы. Москва, как говорят, это еще не Россия. Хотя с точки зрения иностранцев, чтобы узнать Россию, нужно побывать в Москве. Но понимание сути России дают именно такие города, как Йошкар-Ола и Вятка. Конечно, живущие в них люди отличаются от столичных. В первую очередь тем, что это верующий, православный народ. Конечно, технический прогресс проникает всюду, жизнь меняется, и не с самой лучшей стороны. Но, слава Богу, православная жилка, некий костяк православного народа сохранились и в Йошкар-Оле, и Вятке, а также во многих других городах, которые принято называть глубинкой.

В Йошкар-Оле я был всего два дня, поэтому все посмотреть не удалось. Естественно, запомнились йошкар-олинские храмы. Владыка Иоанн успел немало сделать для епархии, хотя на тот момент прошло еще не так много времени со дня его назначения на кафедру.

Вы закончили в Кирове строительный техникум, затем служили в армии, но после демобилизации решили поступать в Московскую духовную семинарию. С чем связан такой крутой жизненный поворот? Какие предпосылки были к этому шагу?

Я бы не сказал, что это случилось так резко и круто. Решение было не одного дня. Тем более я поехал поступать в семинарию только через год после армии. Конечно, здесь немалую роль сыграло мое общение с владыкой Хрисанфом, который через год написал мне рекомендацию для поступления в семинарию. Кроме того, в то время секретарем владыки Хрисанфа был будущий владыка Александр, который сегодня возглавляет Астанайскую и Алма-Атинскую епархию. Тесное общение с владыкой Хрисанфом и нынешним владыкой Александром, который тогда был просто мирянином, не прошло для меня бесследно.

Мне в этом году удалось немного пройти Великорецким крестным ходом, а Вам не доводилось принимать в нем участие?

Когда я вернулся из армии, еще было небезопасно ходить крестным ходом. Тогда существовала традиция ходить крестным ходом небольшими группками в течение всего года. И вот я прошел крестным ходом в августе. Естественно, это было неорганизованно, не как сейчас. В самом Великорецком храмы были закрыты. Ближайший действующий храм располагался в селе Чудиново. Уже во время своего ректорства я однажды приехал непосредственно в само Великорецкое вместе с владыкой Хрисанфом, но сразу же после окончания богослужения был вынужден уехать. В академии в это время идет сессия.

Вашу учебу в Московской духовной академии венчала защита кандидатской богословской диссертации «Пастырство в Русской Церкви в X–XIII веках». Чем, на Ваш взгляд, современные пастыри отличаются от пастырей того времени?

В X-XIII веках Церковь была миссионерской. Православие проповедовалось среди неправославных народов. Сегодня Церковь тоже миссионерская. Но если в прошлые века миссионеры ехали на Камчатку, Алеутские острова, Китай, то сегодня миссионерство всюду, в том числе в Москве, Санкт-Петербурге, во всех больших городах страны. Кроме того, совершенно другая экономическая и политическая ситуация, совершенно иные условия. Появились современные средства коммуникации. Хотя в тоже время многие из них, к примеру, интернет, во многом разлагают человека. Когда у меня спрашивают, каким я вижу современного пастыря, выпускника семинарии, я отвечаю, что он, прежде всего, должен быть научен общению с любыми людьми. Выйдя из лона духовной школы, он должен уметь общаться с церковными людьми, с людьми интересующимися, но не церковными, с людьми, которые уважают Церковь, но не являются церковными, и даже с теми, которые на Церковь смотрят, если не враждебно, то, по крайней мере, с недоверием. Современный пастырь должен найти слова для каждого из них. Это непросто. За четыре, пять, шесть лет не подготовишь человека для такой деятельности, он постоянно должен заниматься самообразованием. Никакое учебное заведение никогда не научит всему, но оно должно задать правильное направление. Современный пастырь должен иметь личный жизненный опыт православного христианина с наложением на него пастырских обязанностей.

Вы преподаете православную аскетику, поэтому лично немало общаетесь с семинаристами. Что их отличает от студентов светских вузов?

Опять же вопрос, кем он собирается быть. Само по себе образование в семинарии это двуединый процесс — не только получение суммы знаний, но и духовно-нравственное воспитание. Будущий священник, окончив семинарию, должен передавать не только знания, но, самое главное, свой духовный опыт. Конечно, православный человек может быть и в светской среде, но в данном случае в семинарии он готовится на конкретное служение по спасению своей будущей паствы. Он не только должен спасаться сам, но и быть подготовлен спасать других.

Вы упомянули интернет. Данное средство коммуникации — это благо или зло для священнослужителей?

Нож — благо или зло? Атомная энергия — благо или зло? Когда это бомба, то атом — страшная вещь. Но когда его используют в мирных целях, то это огромное благо. Также и электроэнергия, и тепло, и свет. Поэтому интернет — это как обоюдоострый нож. Важно воспитать человека так, чтобы он понимал: пользуясь интернетом, можно получить огромное облегчение в работе, но переступать грань нельзя. Переступив, он погружается в грязь, в болото, которое может его затянуть. Это касается не только интернета, но и телевидения, печатной прессы, книг. Человек сам выбирает, что ему читать, а что не стоит. С телевидением сложнее: даже маленькие дети, переключая каналы, невольно попадают в поле негативного влияния.

Тяжело совмещать должности ректора духовной семинарии и академии и председателя Учебного комитета при Священном Синоде? Может быть, стоит сосредоточиться на чем-то одном?

Московская православная духовная академия — одно юридическое лицо. Ее подразделениями являются непосредственно академия, семинария, а также регентская и иконописная школы. В общей сложности четыре подразделения. Учебный комитет объединяет все учебные заведения, основная задача которых — подготовка будущих священников.

Естественно, совмещение нескольких должностей — это дополнительная нагрузка. Однако глобальные стратегические задачи Учебный комитет выполняет как раз с помощью академий, поэтому в этом случае совмещение является преимуществом.

Московская духовная академия выступает в своем роде экспериментальной площадкой для Учебного комитета. Мы проводим здесь совещания, обсуждаем различные вопросы. У нас установились довольно тесные контакты со всеми православными академиями.

В недавнем времени в России было очень мало семинарий. Постепенно их число растет. Значит, есть потребность. Каковы, на Ваш взгляд, тенденции этого процесса? Почему все больше молодых людей стали отдавать предпочтение духовному образованию?

Я бы не сказал, что здесь речь идет о предпочтении того или иного. Это вопрос выбора жизненного пути. Если человек желает посвятить свою жизнь служению, то он, естественно, его и выбирает. Информация о Церкви перестала быть закрытой, ее можно получить с помощью того же самого интернета, о котором мы уже говорили. Издается в огромном количестве самая разная литература. Сегодня нет проблемы купить Священное Писание. Поэтому современному молодому человеку, в отличие от молодых людей 20-25 лет назад, когда, по сути, пользовались лишь старой литературой, или тем, что перепечатывалось, намного легче узнать о Церкви. Но узнать о Церкви, получив некоторые теоретические знания — это ничего не значит. Важно прийти в Церковь и начать жить по законам, которые она проповедует. В корне поменять свою жизнь, поставить во главу угла заповеди Христовы. Поэтому-то востребованность духовного образования означает, что не все в народе вытравлено за годы безбожной идеологической борьбы с Церковью. Семь десятилетий государство ставило своей целью уничтожить Церковь, но она выжила. И то, что молодые люди приходят в Церковь, как раз показатель этого.

Как изменился конкурс в Московскую духовную семинарию по сравнению с тем, каким он был десять лет назад?

Конкурс остается на том же самом уровне. Но учитывая, что число семинарий растет, в целом по стране число желающих получить семинарское образование увеличивается.

Сколько сегодня студентов учится в Московских духовных школах?

Во всех наших четырех подразделениях в общей сложности обучается около 700 человек. Самое крупное подразделение — семинария. В ней получают образование почти 400 человек.

Владыка, в 2005–2007 годах Вы являлись членом Комиссии Московского Патриархата по диалогу с Русской Зарубежной Церковью. Год назад в небольшом городке под Парижем открылась первая православная семинария, расположенная за пределами бывшего Советского Союза. Как Вы считаете, будет ли продолжен этот процесс?

Действительно, я входил в составе комиссии, которая в течение двух лет занималась объединительным процессом двух разделенных частей Церкви. Конечно, если возникнет необходимость открытия семинарии где-то еще, мы этот вопрос будем решать. Открытие семинарии под Парижем связано с необходимостью предоставить возможность зарубежной православной молодежи получить духовное образование в западном государстве. Не все могут приехать в Россию.

Московская духовная академия — это в своем роде кузница управленческих кадров для Русской Православной Церкви…

Перед нами стоит задача не просто готовить руководящий состав, стоит задача также готовить преподавательские и научные кадры для нашей Церкви и других Поместных Церквей. У нас обучается немало иностранных студентов. Однако это новая следующая ступень образования после семинарии. Вот сейчас принято решение о переходе на Болонскую систему.

Что касается перехода духовных учреждений на Болонскую систему, насколько он оправдан? Как вы относитесь к этому процессу?

Если бы относился отрицательно, то не занимался бы этими вопросами. Это вполне понятно. Нет ни одной идеальной системы, есть реалии жизни. А сегодня они таковы, что Россия подписала Болонские соглашения. Система образования в нашей стране переходит на новые рельсы.

Вероятно, вы в курсе, что были подписаны поправки в закон, по которым мы можем выходить на аккредитацию при выполнении определенного стандарта. В нашем случае теологии. Стандарт теологии возможен только в рамках болонского процесса. Поэтому если мы не хотим остаться на задворках государственной системы образования, то мы должны быть ближе к государственной системе. Однако это не значит, что мы должны полностью все изменить, перечеркнув традиции и накопленный веками опыт. 14 октября мы отметили 325 лет со дня основания Славяно-греко-латинской академии, родоначальницы Московской духовной академии. Согласитесь, это немалый исторический опыт.

Как Вы считаете, с какими сложностями придется столкнуться в процессе государственной аккредитации духовных учреждений?

Нам нужно подкорректировать учебные планы. Речь не идет о кардинальной перестройке. Мы должны их подкорректировать под некую систему, принятую в государстве, но ни в коем случае не меняя содержания. Иногда раздаются отзвуки, раз мы переходим на новую систему, значит, мы должны отказаться от всего старого. Нет, мы должны сохранить то, что накоплено.

Вопрос в другом: как структурно воплощать это в жизнь, по каким схемам. Хотя сами схемы — бездушные. Можно разработать идеальную схему, но не наполнив ее хорошим содержанием, ничего не получить. Мы не утверждаем, что схема болонской системы — полный идеал. Идеал только в Царстве Небесном. Есть определенная схема, принятая государством, и мы не видим в ней ничего страшного. Задача наполнить ее определенным внутренним содержанием.

Вы сказали, что схема принята государством. Получается, что светские люди, а среди них есть, в том числе, и атеисты, будут определять, чему учить будущее духовенство…

Схема и стандарт — это немного разные вещи. Стандарт «Теология» был принят раньше. В настоящее время вырабатывается третье поколение государственных стандартов. Стандарт «Теология» третьего поколения делался церковными специалистами. Государство смотрит лишь на схему и объем тех знаний, которые должен будет получить студент. А вот содержательная часть остается уже за нами.

Известно, что Вы активно привлекаете к преподаванию в семинарии и академии профессоров московских вузов, в частности МГУ и МГИМО. Что светские преподаватели привносят в жизнь духовных учебных заведений?

До середины 80-х годов мы почти никого не могли привлекать со стороны, так как этому препятствовало государство. Со второй половины 80-х годов к нам пришли первые преподаватели светских вузов. Как правило, это были православные люди. Сегодня все запреты сняты. Общение учебных заведений вышло из политической и идеологической плоскости и перешло в плоскость взаимоотношений вузов.

Если вузы считают полезным обмениваться преподавателями, то почему бы и нет. От такого общения мы можем выиграть взаимно. Вспомните профессора Василия Осиповича Ключевского, преподававшего в Московском государственном университете и Московской духовной академии. Конечно, все повторить невозможно, сегодня совершенно иная политическая ситуация по сравнению с дореволюционной. Однако было бы непозволительной роскошью не использовать появившуюся возможность, и мы ее используем. Светские профессора преподают историю, риторику, философию. Сугубо же церковные дисциплины преподают наши выпускники.

Человек, пришедший из светского вуза, может у нас преподавать. А вот выпускника академии при нынешнем положении вещей принять на работу в светский вуз не могут, потому что с точки зрения государства он человек без высшего образования. Вот поэтому очень важно выходить на аккредитацию, чтобы выпускники могли получить дипломы государственного образца.

Не станет ли получение диплома государственного образца для ваших выпускников еще одним аргументом для того, чтобы не идти по духовной стезе?

Что ему мешает сейчас отучиться и не пойти? Наша задача подготовить православного человека. Призвание к пастырству — это особое дело и в данном случае неуместно все рассматривать с позиции — выгодно-невыгодно. Отсев — он всегда был и будет. Мы его не исключаем, но и не боимся. И как-то контролировать этот процесс не собираемся. Это было бы ненормально.

1 апреля 2010 года в школах 19-ти регионов страны начался своеобразный эксперимент. Я имею в виду введение предмета «Основы религиозных культур и светской этики». На Ваш взгляд, каковы перспективы этого курса? Он приживется?

Мы все-таки надеемся, что приживется. Хотя когда только началась дискуссия, на мой взгляд, отрицательный выплеск противников введения предмета напугал наше население. Говорили, что церковники заставят всех бить поклоны прямо в аудиториях. В какой-то момент это сработало. Но мы имеем тысячелетнюю историю Православия.

Православие формировало российскую государственность. Огромное количество храмов было построено по всей Руси в связи с историческими событиями, имеющими государственный масштаб. Неужели школьнику не нужно всего этого знать? Это просто абсурд. История государства не будет полной, если не будут упомянуты церковные деятели. Ведь во главе страны стоял святитель Алексий, Митрополит Московский, будучи главой Церкви и в то же время в определенный период бывший главой государства. Мы будем говорить о князьях и царях, и не скажем ни слова о митрополите? Будет ли это полной историей? Это будет ущербной историей.

Это не будет полной историей. Но в составе Российской Федерации немало республик, где большинство населения исповедует ислам. Как с ними быть?

Все граждане должны иметь возможность изучать то, что они пожелают: Православие, ислам, буддизм или иудаизм, где бы они ни проживали. Не будет ничего плохого, если люди познакомятся с мусульманской культурой, если они живут на территории, где преобладает исламское население. На мой взгляд, для мусульман нет ничего зазорного, если они познакомятся с православными традициями. Почему бы и нет?

Духовное образование стоит на пороге больших перемен. А что его ждет в ближайшие 20-30 лет?

Перспективы таковы, что мы должны пройти аккредитацию, получить дипломы государственного образца и выпускники духовных учебных заведений должны считаться в государстве равноправными специалистами в своей области. Это должны быть квалифицированные специалисты, которых государство признает, как специалистов с высшим образованием. Книги о Православии должны стоять на полке, они должны зажигать людей и показывать путь православный как некий образ жизни.

Вы уже упомянули о 325-летии Московской духовной академии. В связи с этим хотелось бы спросить, как прошли юбилейные торжества? И с чем подойдет академия к своему 350-летнему юбилею?

Одному Богу известно, доживем ли мы до этого срока. Если говорить о торжествах, то мы не планировали помпезных мероприятий. Центральным моментом любого православного праздника является, прежде всего, богослужение, которое возглавил Святейший Патриарх. В числе гостей были несколько архиереев, выпускников нашей академии, присутствовали представители почти всех семинарий. Мы провели трехдневную конференцию, на которой обсудили проблемы образования. Вот и все мероприятия. Естественно, была выпущена соответствующая литература. На протяжении пяти лет мы занимались историей академии. Правда, не успели издать первый том, но второй том выпустили. Надеемся, что через пару месяцев издадим и первый. Это будет фундаментальное издание, в подготовке которого участвовало более 30 авторов. Помимо наших профессоров это профессора Московского государственного университета и Свято-Тихоновского университета.

Вы говорите о фундаментальных трудах, посвященных Православию. Но это литература, рассчитанная сугубо на православных людей. А что, по-вашему, будет ближе стороннему читателю: журнал «Фома» или, скажем, православная статья в светском журнале «Огонек»?

Конечно, если человек интересуется Православием, то он предпочтет журнал «Фому». Это очень хороший журнал с той позиции, что в нем могут найти для себя многое те, кто еще сомневаются, еще стоят на пороге Церкви. Однако я не исключаю, что неправославный читатель, читая статью в «Огоньке», так заинтересуется, что он захочет почитать что-нибудь еще на православную тему. И ему расскажут о «Фоме». А если бы не было статьи в «Огоньке», то он, возможно, никогда бы не обратил внимания на «Фому».

Я приехал в Лавру не в первый раз. Сначала я был здесь как турист, затем как паломник, сегодня как журналист. И здесь всегда очень много людей. Туристы и паломники не докучают Вам? Не было бы лучше, если бы академия находилась где-нибудь подальше от Лавры?

У нас, напротив, интересуются, не хотим ли мы быть в столице. Я считаю, что монастырь — идеальное расположение духовного учебного заведения. Совсем не потому, что всех здесь тянут в монастырь. У нас как раз внутренний устав является средним между монастырским и приходским. Мы готовим людей именно к приходскому служению. В то же время молодые студенты видят пример и образ монастыря. Общение с братией очень многое им дает. К тому же большинство монастырской братии — выпускники нашей семинарии, а некоторые — и академии.

Беседовал Михаил Богатырев