Материальная база славяно-греко-латинской академии в первой половине XVIII века как важный фактор развития высшего образования в России

^{Судьба Московской Славяно-греко-латинской академии в XVIII в. остается интересной областью для исследователей истории высшего образования в России и за рубежом. После удаления из новооткрытой школы ее отцов-основателей братьев Лихудов и периода неопределенности наступает новая эпоха в ее развитии, связанная с развитием европейской университетской идеи на московской почве.}

^{Современная историография определяет университеты как «высшие учебные заведения, основанные или признанные в качестве университетов или академий равного им уровня властями той территории, где они находятся, а также выдающие дипломы, получающие признание со стороны церковных или гражданских властей»[1]. Кроме того, доклассические[2] университеты обладают определенными свойствами: элементы самоуправления, наличие внутреннего суда (так называемой «академической свободы»), самовосполнение корпорации через выборы (типичная средневековая цеховая черта), определенная финансовая самостоятельность, а также право на производство в ученые степени[3]. Часто подобные учебные заведения характеризовались особенными отношениями с государством, что выражалось, например, в выполнении по­ручений по цензуре книг или в некоторых экономических привилегиях, таких как освобождение от различных налогов (таможенных пошлин, городских налогов, экстраординарных военных налогов)[4]. Данная статья посвящается исследованию материальной базы Славяно-греко-латинской академии. Результат поможет ответить на вопрос, действительно ли ориентировались реформаторы российского образования на европейскую модель в этом аспекте, и если да, то насколько этот финансовый фактор определял статус академии как университета. Иные параметры университеского статуса Славяно-греко-латинской академии рассмотрены в других работах[5].}

^{Источниковая база статьи состоит из архивных данных и опублико­ванных источников. Все материалы, касающиеся СГЛА, распределены между несколькими архивами. Это Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ), Центральный исторический архив г. Москвы (ЦИАМ), Российский государственный исторический архив (РГИА). Фонды РГИА имеют огромную ценность, поскольку содержат архивы Святейшего Синода и канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода с информацией о СГЛА. Значительная часть (прежде всего материалы по первой половине XVIII в.) были опубликованы в двух хорошо известных сериях («Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода» и «Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания») еще в конце XIX в.[6]. Фонды ЦИАМ практически не содержат информации по материальному положению Академии, а то малое, что там собрано, относится к последней четверти XVIII в. Из НИОР РГБ к теме работы имеет отношение только фонд № 277. Тем не менее, самые ранние документы датируются 1745 г. и уже были использованы С. К. Смирновым в его классическом труде по истории Академии[7]. Наиболее редкие и малоизвестные документы, касающиеся темы исследования, сохранились в фондах РГАДА. К сожалению, в РГАДА отсутствует отдельный фонд, где были бы собраны все документы, ка­сающиеся Славяно-греко-латинской академии. Сведения о ней можно найти в фондах Заиконоспасского монастыря, Сената, Коллегии синодального экономического правления и даже Оружейной палаты.}

^{1.   АКАДЕМИЯ В ВЕДЕНИИ ПАТРИАРШЕГО ПРИКАЗА}

^{Критики университетского статуса Академии, касаясь вопроса материального содержания, указывают на то, что финансирование на начальном этапе проводилось из Патриаршего казенного приказа, а не за счет доходов с собственности, как в Европе[8]. С учетом общих принципов финансирования духовных учебных заведений той эпохи данный вывод представляется преждевременным. Хотя Патриарший приказ финансировал Типографскую школу, бывшую средним учебным заведением, многие другие средние школы, открывавшиеся, как правило, при ар­хиерейских домах, финансировались отнюдь не государством, а Церковью. Известен также случай, когда обеспечение средних (возможно и начальных) губернских школ осуществлялось Церковью и государством одновременно: учителя получали государственное жалование, однако сами школы располагались при монастырях и архиерейских домах, откуда, очевидно, получали пропитание учителя и студенты. Согласно указам 1714, 1716 и 1719 г. такие школы были открыты в Москве, Новгороде, Вологде, Пскове, Ярославле, а присылкой учителей ведал Патриарший Местоблюститель преосвященный Стефан Яворский[9].}

^{Возможно, применительно к Московской академии следует говорить об определенных чертах уже модифицированных университетов, которые в Европе начали формироваться как раз в это время. Кроме того, тогда как в «доклассических» университетах ученики сами платили за лекции, в Академии студенты находились преимущественно на государственном иждивении, а прослойка «своекоштных» студентов обра­зовалась чуть позже. К тому же скрупулезный анализ расходных книг Патриаршего казенного приказа позволил Б. Л. Фонкичу обнаружить два важнейших факта: 1) «как только прибывшие в Москву Лихуды открыли Богоявленскую школу и стали, подобно Тимофею (директор упоминавшейся Типографской школы. — И. Р.), получать вместе со своими учениками регулярные денежные выдачи из Патриаршего казенного приказа, сразу же обозначилась разница в именовании учителей Богоявленской и Типографской школ: Лихуды несколько раз назы­ваются "учителями высших наук", тогда как Тимофей характеризуется теми же самыми словами, что и в записях о нем за все предыдущее время»[10] и 2) «с момента основания училища Лихудов, т. е. с 1 июля 1685 года, их ученики стали ежедневно получать по 3 деньги кормовых денег, тогда как выдача учащимся I статьи Типографской школы была уменьшена с 3 до 2 денег и оставалась на этом уровне вплоть до закрытия школы Тимофея»[11]. Значит, Московская академия с точки зрения государства (Патриаршего казенного приказа) имела статус, превосходящий статус средней школы, т. е. фактически являлась высшей школой. Ее финансирование, как и финансирование Типографской школы, приобрело общегосударственное значение.}

^{2. ПЕРВАЯ РЕФОРМА: ПЕРЕДАЧА АКАДЕМИИ В ВЕДЕНИЕ МОНАСТЫРСКОГО ПРИКАЗА}

^{В 1699 г. в Москву возвращается из заграничного путешествия иеромонах Палладий (Роговский), ученик Лихудов еще по Богоявленской школе, первый московитянин, получивший диплом доктора богословия и философии. Он стал первым ректором Академии. Второй фигурой, с которой связаны коренные преобразования в обновляемой школе, был Патриарший Местоблюститель митрополит Стефан Яворский, назначенный Петром I в 1701 г. протектором Академии. Он строит образовательный процесс, ориентируясь на малороссийскую традицию, прежде всего на Киевскую коллегию, вскоре получившую статус Академии. Через несколько лет начнется карьера Феофилакта (Лопатинского), с которым связано немало академических преобразований. Сначала он был преподавателем философии в Академии и ее префектом (1704—1706), затем — преподавателем богословия и ректором (1706-1722).}

^{25 октября 1700 г. А. Курбатов докладывал царю об угрозе закрытия Академии: «Школа, бывшая под призрением патриарха и под управлением монаха Палладия, в разстройстве: живущие в ней до 150 человек зело скорбят, всего лишены, и учиться им невозможно: потолки и печи обвалились»[12]. 16 декабря Петр I подписывает указ об упразднении Патриаршего приказа и перераспределении его полномочий между другими приказами и только что назначенным Патриаршим Местоблюстителем: «...которыя дела в Патриаршем приказе были, и впредь будут в расколе, и в каких противностях Церкви Божией и в ересях: и те дела ведать Преосвященному Стефану митрополиту Рязанскому и Муромскому»[13]. Академия была передана в ведение Яворского, который был назначен ее протектором в конце 1700 (не ранее 16 декабря, когда был издан указ об упразднении Патриаршего приказа) или в самом начале 1701 г. (не позднее 11 января, когда перепуганные иезуиты стали писать о приглашении Яворским в Академию нескольких киевских учителей)[14]. Очевидно, что митрополит Стефан не стал бы принимать решений по Академии, если бы не имел полномочий. 29 февраля 1701 г. иезуит Фр. Эмилиан сообщает, что из Киева уже приехали монахи, «которые преподают гуманитарные науки, философию и богословие, потому что светлейший царь основал академию и общежитие для тех воспитанников, которые желают быть священниками»[15]. 24 января 1701 г. был восстановлен печально известный Монастырский приказ[16], закрытый 19 декабря 1677 г. стараниями патриарха Иоакима. Первоначально это привело к фактическому прекращению финансирования Академии.}

^{Тем не менее, сохранились данные от 6 апреля 1701 г. о выдаче жалования школьным учителям иеромонахам Венедикту (Лукашевичу) и Иерофею (Бартошевичу) по 10 рублей[17]. 28 февраля 1702 г. было выдано содержание «Латынских школ учителям иеромонаху Арафаилу с братиею 8 чел.... по 50 руб. человеку, русских школ учителем же двум человеком, да учеником 104 чел. ... всего им учителем и учеником 657 руб. 8 ден.»[18] на полгода вперед. В то время в Академии велись ремонтные работы. Так, 19 июня 1701 г. «по указу великого государя и по росписи, какову из Монастырскаго приказу в Патриарший Казенный приказ за пометою дьяка Евфима Зотова Спасскаго монастыря, что за Иконным рядом, игумен Палладий, и за своею рукою принес, по которой он Палладий росписи к школьному строению покупал бревна, и доски, и скалу, и дрань, и дубины, и гвоздья, и плотником за дело давал, додаточных 4 руб. 18 алт. 2 ден.», а 29 ноября того же года была вручена денежная сумма «игумену Палладию и Ректору на строение и на починку и на всякие покупки школ, что в Китае, 1000 руб.»[19]. Следует также упомянуть случай (13 февраля 1702 г.), когда государство возместило бывшему Рязанскому митрополиту Авраамию 300 рублей «на строение каменных и деревянных его келей, которые он строил своими деньгами в Спасском монастыре, что в Китае»[20].}

^{Монастырский приказ получил статус государственного финансового учреждения и находился под руководством бывшего астраханского воеводы графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина. Он начал проводить активную политику Петра относительно церковных вотчин, в т. ч. осуществил подворную перепись, что привело к появлению т. н. «табели 1710 года», или фактической нормы дохода и расхода[21]. После учреждения Сената 2 марта 1711 г.[22] И. А. Мусин-Пушкин был назначен его главой, а Монастырский приказ под началом П. И. Прозоровского был подчинен Сенату на общих основаниях[23]. Академия осталась в ведении митрополита Стефана Яворского: «...боярину князю Петру Ивановичу Прозоровскому велено ведать Монастырским и Дворцовым казенным приказы кроме школ учителей и учеников»[24].}

^{После разрушения приказного строя в 1706 г. Монастырский приказ сохранил свою обособленность, однако с учреждением коллегий в 1711 г. в качестве центральных государственных учреждений должен был утратить свое значение. 17 августа 1720 г. его функции были переданы Штате-конторе, Камер-коллегии и Юстиц-коллегии, а сам он был упразднен. Однако новоучрежденный Святейший Синод, после передачи в его веден[25] всех церковных вотчин Петром[26], вновь восстановил Монастырский приказ[27] — для управления этими вотчинами[28]. Таким образом, в рассматриваемый период до учреждения Святейшего Синода жалование учителям и содержание ученикам Академии должно было выплачиваться из Монастырского приказа как преемника Патриаршего приказа.}

^{Митрополит Стефан Яворский утверждал состав преподавателей: именно за его подписью отсылалась в Монастырский приказ ведомость преподавателей для выдачи им жалования: «...в имянном Великого Государя указе... велено на Москве в школах для учеников всякого чину людей быть учителем и давать тем учителем жалованье из Патриаршего казенного приказу по росписи, какову пришлет Преосвященный Стефан митрополит Рязанский и Муромский»[29].}

^{Таким образом, можно говорить о конце 1700 и начале 1701 г. как о периоде, когда была осуществлена первая реформа Лихудовской академии, в том числе и с точки зрения финансового управления. С этим выводом согласно большинство исследователей[30].}

^{Финансирование Академии в период ее подотчетности Монастырскому приказу хорошо прослеживается в период ректорства архимандрита Феофилакта (Лопатинского). Источники свидетельствуют, что архимандрит Феофилакт не за страх, а за совесть исполнял возложенные на него ректорские функции, именно его административному таланту и ревностному служению Академия обязана своим развитием в первой четверти XVIII в. В начале содержание ректора и семи учителей составляло 100 рублей в год каждому: «...с 1700 году по 1706 год давано им Славенолатинских школ учителем осьми человеком по сту рублев человеку»[31]. Но с назначением Феофилакта на пост ректора в 1706 г. ситуация стала меняться к лучшему. В конце 1706 г. добавился один преподаватель, и общее число корпорации составило 9 человек: «В 1706 году декабря 30 дне по выписке за пометкою дьяка Ивана Иванова ко осьми человеком прибылому девятому человеку дано сто рублев. И с 1707 по 1710 г. записано им девяти человек по сту рублев каждому»[32]. Этих денег, конечно, не хватало на самые элементарные нужды, однако после написания службы к Полтавской победе[33] царь увеличил жалование: «В ... 1710 году августа в 15 день в письме из Санкт Питербурха... по имянному Ево Великого Государя указу архимандриту Феофилакту Лопатинскому... велено давать по триста рублев в год. Да сентября в 29 день того же 1710 году... учителем Славенолатинских школ Спасского монастыря что за Иконным рядом монахом осьми и Елиногреколатинской школы иеромонаху Софронию Лихуду всего девяти человеком за труды школьного ученику к прежним окладам ко сту рублям прибавить по пятидесят рублев...»[34]. Так же обстояло дело и в следующем 1711 г.: «...архи­мандриту Феофилакту 300 рублев, протчим учителем по 150 рублев, всего 1350 рублев»[35]. Задержка произошла в 1712 г., причем ректору пришлось обращаться прямо к царю: «Державнейший Царь Государь Милостивейший! По твоему Великого Государя указу дается нам богомольцем Твоим девяти человеком учителем Славенолатинского языка Твое Великого Государя жалованье на год, осьми человеком по сту по пятидесят рублев человеку, архимандриту по триста рублев. И на прошлый 1711 год то твое Великого Государя жалованье нам богомольцам Твоим из Монастырского приказу выдано. А на нонешний 1712 год не выдано. Всемилостивейший Государь, просим Вашего Величества да повелит Ваше Державство нам богомольцам своим девяти человеком учителем Славенолатинского языка свое государево жалование на нонешний 1712 год выдать. Вашего Царского Пресветлаго Величества нижайшии рабы и всегдашнии богомольцы учителя Славенолатинского языка. Архимандрит Феофилакт с прочими учительми»[36]. Это письмо вызвало настоящую проверку деятельности Монастырского приказа, и в итоге Сенат приказал: «Послать в Монастырский приказ указ велеть вышеписанным учителем девяти человеком Ево Великого Государя жалование по окладом в нынешнем 1712 году выдать...»[37]. Хотя учительские оклады и были выплачены, содержание учеников было удержано, о чем в канцелярию Сената снова писал ректор: «...на нынешний 1712 по Ево Великого Государю указу из канцелярии Правительствующего Сената то вышеписанное жалованье из Монастырского приказу учителем выдано, а учеником кормовых денег прошлого 1711 году с декабря месяца по нынешний 1712 год также и на нынешний 1712 год без указу... не выдано. И о выдаче тем учеником кормовых денег Великий Государь что укажет»[38]. 7 апреля 1712 г. письмо дошло до адресата, и на следующий день из канцелярии Сената в Монастырский приказ был направлен указ «о выдаче кормовых денег» студентам Академии[39]. Архимандрит Феофилакт пытался упредить волокиту и в самом начале 1714 г. направил царю письмо следующего содержания: «В прошлых годех определенное Вашего Царского Пресветлаго Величества жалование учителем и учеником школ Ваших Государских Славено-латинских Московских с великою трудностию и задержкою подаеца, откуду учителем и учеником немалое бывает препятие к прилежанию школьному. Того ради просим Вашего Царского Величества, да изволит Державство Ваше Свой милостивейший указ подтвердить о помянутом жаловании дабы оное без волокиты из Монастырского приказа выдавано, чтоб ученики в конец не розошлись и дело учения начатое без плода не окончилось»[40]. 12 января 1714 г. в Монастырский приказ последовал указ из Сената о том, чтобы «архимандриту префекту Лопатинскому и Славенолатинских школ учителем и учеником... Его Великого Государя окладное жалованье на нынешний 1714 год выдать по прежнему из Монастырского приказу, записав в росход с роспискою, для того что без дачи жалованья оной школе в состоянии своем быть невозможно...»[41].}

^{Сохранились также сведения и о финансировании преподавания греческого языка, осуществлявшегося с перебоями. В частности, сохранилась переписка Софрония Лихуда с И. А. Мусиным-Пушкиным по поводу вознаграждения учителя греческого класса Алексея Барсова. В1718 г. Софроний Лихуд, возвратившийся в Москву, жаловался в Сенат: «Набраны ученицы из поповых, дьяконовых и из церковнических детей, и ныне учатся» греческому языку, «над ними учинен быть учителем под мною из прежних моих учеников, который был над прежними учениками надзирателем Алексей Барсов, а определения тому Барсову за тот ево труд ничего не учинено, чем бы было ему кормиться будучи безпрестанно у того дела. Также и новонабранным ученикам определения о корму не учинено»[42]. В ответ 15 марта того же года последовал указ за подписью главы Сената графа Мусина-Пушкина: «Греческие школы учителю Алексею Барсову за учение греческого языка школьников, ево Великого Государя жалование давать по гривне, а учеником по четыре деньги на день человеку с Печатного двора»[43].}

^{Тем не менее, реформа системы финасирования не решила самой проблемы недостатка средств. Все усугублялось тем, что реформа происходила на фоне постепенного ослабления позиций митрополита Стефана как местоблюстителя и как протектора Академии. При этом увеличивается давление со стороны различных бюрократических ведомств: «учеников по челобитью всяких чинов людей таскают в другие приказы и убытчат»[44], привлекают раньше времени на государственную службу[45], не выдают дрова на зиму[46] и пр. Апеллировать же можно было только к той же самой бюрократии. Дело дошло до того, что сам ректор Феофилакт Лопатинский в начале 1718 г. вынужден был обратиться с доношением в Сенат, чтобы из многих зол выбрать меньшее и зафиксировать подведомственность Академии Монастырскому приказу, пусть и государственному органу, но зато одному, а не нескольким. Тем самым Лопатинский надеялся достичь трех целей: «о посылке Ево Великого Государя указу о защищении тех школ учителей и учеников», «о сыску тех отсталых учеников в Монастырской приказ Ево Великого Государя указ учинить в канцелярии Правительствующего Сената», «о жаловании учителем и учеником дабы не было никакой остановки и во всяких школьных нуждах в Монастырском приказе»[47]. Ответ из Сената последовал неожиданно быстро 15 марта того же года: «Правитель­ствующий Сенат, слушав сего доношения, приказал: вышеписанных школ учителей, также и школьников, которые будут в науке латинского языка росправою и судом кроме разбойных и убийственных дел ведать в Монастырском приказе, и в других приказах не ведать»[48]. У ректора остается достаточно полномочий по управлению Академией, однако он в большей мере подотчетен государственным органам — Сенату, Святейшему Синоду и Монастырскому приказу, преобразованному позже в Коллегию экономии. Итак, митрополит Стефан (Яворский) больше не может выполнять свои функции протектора, и сама Академия с 1718 г. оказывается в ведении Монастырского приказа.}

^{В первой декаде XVIII в. Академия получала на свое содержание в среднем по 2000 рублей в год, к 1713 г. оно составило 3488 рублей, хотя и в предыдущие годы иногда достигало почти 4000 рублей[49], а в конце второй расходы на ректора, преподавателей и студентов составляли ок. 3500 рублей в год. Так, в 1720 г. из Монастырского при­каза было выдано жалование «Славеногреколатинских школ учителем архимандриту Феофилакту, учителю школы греческия Софронию Лихудиеву, учителю школы богословии Гедеону Вишневскому, учителю школы риторики Гедеону Грембецкому, казначию Иосафу Туркеевичу, учителю школы пиитики Давиду Скалубе, учителю школы синтаксимы Варфоломею Филевскому, учителю школы грамматики Иосифу Арежницкому» всего 1650 рублей, а также «ученикам богословии и философии» по 8 денег на день человеку, другим ученикам — по 6 денег на день человеку, всего этих денег на содержание учеников с 1 января по 1 сентября 1720 г. было выдано 1 125 рублей 10 алтын 4 деньги, а с 1 сентября по 1 января 1721 г. — 539 рублей 6 алтын 4 деньги[50].}

^{Как было отмечено, характерной чертой «доклассических» западноевропейских университетов являлось владение собственностью, приносящей прибыль, как правило, с недвижимости, что было дополнительным выражением академических свобод, финансовой автономией от государства. Поскольку это общее свойство университетов было выяснено исторической наукой только в новейшее время, очевидно, что вопрос о владении Академией вотчинами находился на периферии историографии XIX в. Тем не менее, источники сохранили сведения, указывающие на факты существования вотчин у Заиконоспасского монастыря и пользования доходами от этих вотчин со стороны академического начальства. Еще «Привилегия» царя Федора Иоанновича закрепляла за Заиконоспасским монастырем в качестве вотчин немалое количество недвижимости: Рязанский Иоанно-Богословский монастырь «со всеми к тому монастырю прежними наддании», знаменитое ртищевское наследие — Андреевский монастырь «ради во оном монастыре Российского рода по просвещении свободных мудростей учения», Московский Даниловский монастырь «ради новоприходящим ученым людем пребывания», Стромынский Троицкий приписной монастырь, Николаевский Пешношский монастырь, Борисоглебский монастырь, Медведева пустынь «со всеми крестьянскими и бобыльскими дворы и со всеми угодьи», Чугуевская пасека «со всеми угодьи и землею», дворцовая Вышегородская волость (для выплаты жалования преподавателям) «со всеми крестьянскими и бобыльскими дворы и со всеми угодьи и с мельницами» и несколько пустошей (Насоново, Кочуково, Насина, Гондурово, малое и большое Немцово)[51]; однако, как было показано[52], сама «Привилегия» в действие не вступила.}

^{Одно из первых сведений о реальных вотчинах сохранилось благодаря земельному спору между такой вотчиной — Покровским монастырем «что на убогих домах» — и Крутицким архиереем. В этом монастыре издавна хоронили «убогих» в общих ямах, сооружая сверху специальные амбары. Гробокопатели вызывались по указанию монастырских властей из Канцелярии земских дел. Эти амбары и назывались «убогими домами», от чего получил наименование и сам монастырь. В 1712 г. землю, на которой была вырыта яма, отмежевали «на Крутицкого архиерея» и засыпали. Ректор архимандрит Феофилакт как настоятель Заиконоспасского монастыря, к которому Покровский монастырь был приписан, обратился в Синод с донесением об этом деле, на что 12 июля вышло постановление «яму с существовавшим над ней амбаром устроить по прежнему», а в Надворный суд из Мо­настырского приказа послать указ о решении «без волокитства»[53]. Из этого дела мы узнаем о существовании у Академии вотчины, что является еще одним доказательством ее университетского статуса.}

Ректор Лопатинский был инициатором ремонта крайне обветшавшего здания Академии[54]. Еще в 1712 г. он обращался в Сенат, констатируя аварийное состояние помещений: «По указу Великого Государя учат языка славенолатинского в школах каменных, что в Китаи у Иконного ряду, и тые школы по переходам стали валится. И есть немалое опасение, дабы тые школы своим падением учителей и учеников не передавили. Да в тых же школах пол, лавки, скамьи и места учительские перегнили, печи и окончины развалились. Да в монастыре учительном тых же школ учительские древяныи кельи обветшали, стены развалились, углы обгнили, кровли обгнили же, печи и окончины и всякия внутри келейныя строения обветшали, и жить в них невозможно. И о том что Великий Государь укажет»[55]. В ответ 20 августа 1712 г. последовал указ Сената в Монастырский приказ: «В тех школах и в монастыре каменное и деревянное строение починить, а если де его починить невозможно, создать вновь, из доходов Монастырского приказа»[56]. Неизвестно, вызвала ли эта переписка реальное строительство, однако уже в самом начале 1718 г. ректор пишет «доношение просительное от Славенолатинских школ Его Царскому Пресветлому Величеству»: «1. В Славенолатинских училищах школы каменные валятся, и уже часть тех школ с переходами каменными упала, такожде и двор школный без починки и без очищения в запустении. 2. В Спасском училищном монастыре келии по указу в начале уставления школ данныя учителем деревянныя весьма обветшали и отнюд в них жить невозможно. 3. В том же монастыре великая скудость в кельях, понеже тая обитель прежде была малая и тому часть келий того монастыря по указу отдана ради учителей; и осталось ради братии токмо четыре келии с двема сеньми. А есть в том же монастыре вместо стены часть ряда Иконного, в которой стене и окошка на монастырь построены. 4. В прошлом 1715 году велено Вашим Царским указом отдать ризницу тамбовскую в тот же монастырь, но не есть отдана, а отдана архиерею Сербскому Скацдарийскому, обаче еще нечто осталось от тоя ризницы. 5. Просим Вашего Царского Пресветлаго Величества, да повелит Ваше Державство школы и двор школьный починить и очистить. Такожде келии учителем построить каменныя или деревянныя. Часть оную Иконного ряда длиною от Монастырских до школьных ворот отдать в предреченный монастырь на келии. Останок от ризницы вышереченныя, ризы, книги и иные вещи отдать»[57]. 11 февраля 1718 г. последовал указ из Сената удовлетворить все прошения Лопатинского, за исключением серебряной посуды из ризницы Тамбовского архиерея, и послать соответствующие указы в Монастырский приказ и Московскую губернию, которые были там получены 27 февраля[58]. До этого, 20 января 1718 г., по ведомости за подписью митрополита Стефана Сенат велел «денежное жалованье к остаточным деньгам к 150 руб. выдать из доходов Монастырского приказу 1500 руб.»[59]. Чуть позже, 31 марта 1718 г., относительно ризницы последовал даже отдельный рескрипт: «Тамбовского архиерея ризницу и сосуды церковные (приписка на полях: серебряные. — И. Р.) и все, что в той ризнице есть из Монастырского приказу отдать в Спасской монастырь, что у Иконного ряду, архимандриту Лопатинскому с роспискою, и о том в тот приказ послать указ»[60], — причем чтобы в Монастырском приказе об этом не забыли. Тем не менее, ремонт не сдвинулся с мертвой точки. Единственное, чего удалось достичь, — это передача части стены Иконного ряда, о чем упоминает в 1732 г. ректор архимандрит Софроний (Мигалевич) в своем письме в Сенат: «В 1718 году по имянному блаженныя и вечнодостойныя памяти Его Императорского Величества Петра Великого указу пожаловано в Спасской Училищной монастырь иконного ряду каменное строение и с лавочными местами от школьных до монастырских ворот под строение келий...»[61]. 11 сентября ректор опять обращается в Сенат: «А в Монастырском приказе доселе ничего не сделано, а учителем негде жить, и учеников негде учить, которые ныне по обычаю роспущены на вакации, а по вакациях собирать их невозможно ради вышеозначенной причины»[62]. Это обращение вызвало еще один бюрократический круг: Сенат отправил повторные указы в Монастырский приказ[63]. Но и они не возымели действия, так что 27 октября по просьбе Лопатинского к государю обратился протектор митрополит Стефан: «...того Спасова монастыря архимандрит Феофилакт писа ко мне богомольцу вашему, что школы не починены и кельи не перестроены и доныне...». В ответ 5 ноября Сенат, «слушав вышеписанного доношения, приказал в Монастырский приказ послать... указ велеть о строении в Москве Славенолатинских школ учинить по прежнему Его Великого Государя имянному указу от 12 февраля 1718 году, а зачем по преждепосланным указом не учинено о том, при доношении прислать в канцелярию Сената ведение»[64] и послал соответствующий указ в Монастырский приказ63. Но все усилия были напрасны, ремонт так и не начался. Только через два года Сенат предпринял следующий шаг: последовал указ за подписью графа И. Мусина-Пушкина от 5 сентября 1720 г. к дьякам Монастырского приказа,[65] чтобы из собранной денежной казны в размере 22 746 рублей 27 алтын 3 деньги отослать 20 ООО рублей в Петербург «в Рентерею рентмейстеру князю Сонцову Засекину», остальные деньги направить на строительство каменных зданий в Заиконоспасском монастыре[66]. Однако и этот указ не был исполнен. После того как протектор Академии митрополит Стефан фактически был устранен от дел и перемещен в Петербург, а ректор тщетно взывал к чиновникам, она оказалась абсолютно беззащитной перед лицом бюрократии. Именно в таком состоянии ведущая российская школа встретила рождение Духовной коллегии.

^{[1] Цит. по: Андреев А. Ю. Начало университетского образования в России: точки зрения российской и зарубежной историографии // Отечественная история. 2008. № 4. С. 158.}

^{[2]  Т. е. те, которые были до классических университетов, появившихся прежде всего в Германии во второй половине XVIII в.}

^{[3] Андреев 2009. С. 53-57.}

^{[4] Там же.}

^{[5] Предполагается ряд следующих публикаций автора, принятых к печати: «Универ­ситетская автономия» в Московской Славяно-греко-латинской академии (XVIII — начало XIX в.) // Вестник МГУ. 2010. № 4; Студенчество в Славяно-греко- латинской академии в первой половине XVIII в. // Отечественная история. 2010; Московская академия на перепутье: от Лихудовской школы к «заведению латинских учений» (1694—1701) // Сборник докладов Международной научной конференции «Религиозное образование в России и Европе» (27—29 мая 2010). СПб., 2010.}

^{[6]    Подробнее об этих сериях и особенностях документов, в них изданных, см., напр.:}

^{Смолич И. К. История Русской Церкви (1700-1917). Ч. 1. М., 1996. С. 43-44.}

^{[7]    Смирнов 1855.}

^{[8]  Подробнее на эту тему см.: Андреев 2009; Фонкич Б.Л. Греко-славянские шко­лы в Москве в XVII веке. М., 2009.}

^{[9] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 455-455 об.}

^{[10] Фонкич 1999. С. 232.}

^{[11] Там же.}

^{[12]    Там же. С. 164-165.}

^{[13]    ПСЗРИ. Т. 4. № 1818. С. 87—88. По замечанию Н. Устрялова, до учрежде­ния Синода в 1721 г. официально митрополит Стефан титуловался «Экзархом Святей­шего патриаршего престола, блюстителем и администратором», хотя в переписке часто подписывался «Стефан пастушек Рязанский» (Устрялов Н. История царствования Петра Великого. Т. 4. Ч. 1. СПб., 1863. С. 549).}

^{[14] Харлампович 1914. С. 644.}

^{[15] Там же. С. 645.}

^{[16] ПСЗРИ. Т. 4. № 1829. С. 133.}

^{[17] Харлампович 1914. С. 645.}

^{[18] Забелин 1884. С. 394-395.}

^{[19] Там же. С. 394.}

^{[20]    Там же.}

^{[21]    Верховский 1999. С. 5.}

^{[22]    ПСЗРИ. Т. 4. № 2328. С. 634-635.}

^{[23]    Верховский 1999. С. 5.}

^{[24]    РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 6.}

^{25 П. Верховский отмечает, что термин «ведение» некорректен и следует говорить лишь о наблюдении за правильным пользованием церковными имениями, фактическим же собственником этих имений уже является государство (Верховский 1999. С. 2).}

^{[26]    ПСПР. Т. 1 (1721). 1879. № 3. С. 34.}

^{[27] См. соответствующий указ в: ОДДС. Т. 1 (1542-1721). 1868. № 259. С. 250.}

^{[28] Верховский 1999. С. 6-7.}

^{[29] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 4. Здесь указан terminus post quem указа: «По справке в Монастырском приказе в прошлом 1711 году июля в 7 день».}

^{[30] См., напр.: Воскресенский Г. Ломоносов и Московская Славяно-греко-латинская Академия. М., 1891. С. 13.}

^{[31] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 4.}

^{[32] Там же. Л. 4-4 об.}

^{[33] Смирнов 1855. С. 96.}

^{[34] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 4 об.-6.}

^{[35] Там же.}

^{[36] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 3.}

^{[37] Там же. Л.6 об.}

^{[38] Там же. Л.11-11 об.}

^{[39]  РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 12-12об.}

^{[40]  РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 513. Л. 8.}

^{[41] Там же. Л.9.}

^{[42] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 174.}

^{[43] Там же. Л. 177. Факт подведомственности греческой школы академическому на­чальству подтверждается синодальным указом ректору о переводе ученика греческой школы Анфиногена Аратова в связи с некоторым инцидентом. К сожалению, указ сохранился в очень плохом состоянии, удалось лишь реконструировать дату — начало 1722 г. (РГАДА. Ф. 1189. Оп. 1. № 1. Л. 26а).}

^{[44] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 170.}

^{[45] «...В те вышеозначенные школы прииманы были ученики, и из тех вышеписанных учеников в разных годех браны в разные Ево Государевы службы, а и ныне учени­ки такожде взяв Ево Великого Государя жалование и не доучась в разных годех и ныне без ведома начальников отстают, и записываются в разные чины» (РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 170).}

^{[46] Бюрократические препоны создавали немало трудностей для Академии даже в повседневных нуждах. Например, осенью 1711 г. Монастырский приказ отказал Академии в поставке дров на основании отсутствия сенатского постановления. Ректор вынужден был обратиться в канцелярию Сената: «По указу Великого Государя в прошлых годех давана из Монастырского приказа в Славенолатинские школы дров в зиму по 8 сажен четырех алтынных и на прошлую зиму дано, а на нынешнюю зиму без указу Правительствующего Сената не дают». В ответ: «1711 году декабря в 19 день по указу Великого Государя Правительствующий Сенат слушав сего доношения приказал к даче вышеписанных дров послать указ в Монастырский приказ» (РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 1), что и было сделано (Там же. Л. 2).}

^{[47] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 170.}

^{[48] Там же. Л. 171. И далее: «А которые прежде сего от того учения отстали и за­писались в разные чины, также которые и вновь будут отставать и тех сыскивать и отсылать в те школы из Монастырского приказу с наказанием; а за прогульные дни данное им жалованья у них вычитать и жалованья тем учителем и учеником, которые учатца по прежнему Великого Государя указом давать без задержания и послать о том указ в Монастырской приказ».}

^{[49]    Более подробно см.: Смирнов 1855. С. 97.}

^{[50]    РГАДА. Ф.1189. Оп. 1. № 1. Л. 15 об.}

^{[51] Привилегия Московской Академии / / Древняя Российская Вивлиофика. В 20 частях. Ч. 4. М., 21788. С. 403-405.}

^{[52] См.: Фонкич Б. Л. «Привилегия на Академию» Симеона Полоцкого — Силь­вестра Медведева // Очерки феодальной России. Вып. 4. М., 2000. С. 237—297.}

^{[53] ОДДС. Т. 1 (1542-1721), 1868. № 380. С. 428.}

^{[54] РГАДА. Ф. 248. Оп. 3. Кн. 124. Л. 11.}

^{[55] РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 25.}

^{[56] Так же. Л.25 25-26 об.}

^{[57] Так же. Л. 11-11 об.}

^{[58] Так же. Л. 13-14 об.}

^{[59] Забелин 1884. С. 395.}

^{[60]  РГАДА. Ф. 248. Оп. 9. Кн. 530. Л. 179.}

^{[61]  РГАДА. Ф. 248. Оп. 14. Кн. 781. Л. 978.}

^{[62]  Там же. Оп. 9. Кн. 530. Л. 19.}

^{[63]    Там же. Л. 20-23.}

^{[64]    Там же. Л. 25.}

^{[65] Там же. Л. 26 -27.}

^{[66]    РГАДА. Ф. 1189. Оп. 1. № 1. Л. 5-5 об.}